Имена собственные

КАМИЛА ВАЛИЕВА

По-весеннему – руки крыльями –
Ввысь взлетает над гладью льда
В четверном Камила Валиева,
Словно ласточка из гнезда.

И кружит над землёю пёрышком,
И натянута, как струна,
И рисует коньковым рёбрышком
Иероглифы-письмена.

Лутц, тулупы, спирали, аксели,
Вдохновение и расчёт,
Ставит Ками всегда на максимум
Там, где ногу сломает чёрт.

Есть в России такая Грация,
Рукоплещет ей целый мир,
А девчонке нравится алгебра
И мороженое пломбир.

Мы с тобою, малышка, рядышком
Посидим чуть-чуть, помолчим,
Пожелаем удач и радостей,
Вместе держимся и победим!




ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

Чёрный,
как плавник акулий,
много лет и зим назад,
двадцать пятого июля
выпал жребий невпопад.

Я судить тебя не вправе,
хоть и старше по годам,
скольких ты тогда оставил
нас, сирот, по городам!

Оттого мне так обидно,
что ты  прикуп козырной
вопреки игре арбитра
вдруг сменил на роковой.

Я, когда в Москву приеду,
на Ваганьково пойду,
выпью с кем-то за победу,
за победу и беду.

Чёрный,
как плавник акулий,
этот день в родном краю,
хоть цветов у нас в июле,
даже больше, чем в раю!..

ВАН ГОГ

Не плачь, не плачь,
               Ван Гог,
всё будет хорошо,
есть тысячи дорог,
и выпить есть ещё.

Французское вино,
печёная картошка,
и окон домино
нам светит понемножку.

Не плачь, не плачь,
               Ван Гог,
и никого не слушай,
что тысячи дорог                                    
погубят наши души.

Сегодня пьём мы тут,
в канаве придорожной…
Подсолнухи цветут,
и чуда нет дороже.

СЕРГЕЙ ДОВЛАТОВ

Нет, не зазноба, а заноза,
и Маяковский, и Прокруст,
твоя язвительная проза –
терновника горящий куст.

И говорящий, и саднящий,
и обжигающий стыдом:
то жар пустынь, то злая чаща,
то околоток, то дурдом?!.

Вопрос тут больше не еврейства,
а фарисейства умных жоп,
по генам – вот твоё семейство:
Высоцкий, Зощенко, Эзоп.

И Чехов с Гоголем, и Бунин,
а впрочем, перечень имён
тут ни к чему, и слюни-нюни
не оправдание времён.

Ты жил с упорством Робинзона,
отчаянно, как Робин Гуд,
и знал прекрасно: Жизнь и Зона
не для скопцов или зануд.

Ни в патриоты, ни в пророки
в отечестве не захотел,
но и в чужом краю сороки,
и съел опять же, кто успел.

Порыв задорного начала,
поздней – губительная грусть
скользящим лезвием ласкала,
тоской полосовала грудь.

Где рай земной и где свобода,
не отыскал ты на земле…
И в новом свете нет исхода,
и нет исхода в старой тьме.

ГАРСИА ЛОРКА

Август тих и красив
В снах оливковой рощи,
И безоблачна синь
Над страною пригожей.

Мы покурим с тобой
В этой солнечной роще,
Только чёрный конвой
Долго ждать не захочет.

Вьётся горький дымок
Золотой папиросы,
До свиданья, сынок,
До свиданья, хороший!..

О цветах, о любви
Можно было попроще,
Но с тех пор соловьи
Не поют в этой роще.

...В середине зимы,
На Крещенье, в России
Снова встретились мы
В новом веке, Гарсиа.

И опять нас с тобой
По январской пороше
Провожает конвой
До берёзовой рощи.

Где кружится снежок,
Обряжая погосты,
И взлетает дымок
Золотой папиросы.

О цветах, о любви,
Невозможно попроще,
По весне соловьи
Запоют в наших рощах...

Август 1936 -
Январь 2000

ВЯЧЕСЛАВ КЛЫКОВ

Притихли и дубравы, и поля,
зияет солнце в траурной оправе,
осиротела русская земля,
печалится о сыне Вячеславе.

Какая грусть, какая боль в груди,
саднит и жжёт невидимая рана,
мы потеряли Воина Руси,
и как всегда не вовремя и рано.

Я, к сожаленью, не был с ним знаком,
а под его рукою оживали камни,
так Бог простым и ясным языком
нам верный путь указывал в тумане.

Ты, Вячеслав, там Господа проси,
чтоб нас простил и усмирил соблазны,
чтоб не плутать, не сбиться бы с пути
и не попасть опять на вражий праздник.

Есть русский путь, иного нет пути,
иные все – трясина и погибель,
ты, Вячеслав, там Господа проси
беречь Россию - Божию обитель.

А здесь в дозоре Муромец Илья,
царь Николай у белого престола,
и звонницы Московского Кремля,
и помнящие всё холмы и долы.

Калуга, Курск, Сибирь, Урал, Тотьма
и Радонеж,  и Вологда в походе,
князь Святослав – и отступает тьма,
и память просыпается в народе.

Молитвами, заветами отцов
восходит Русь из огненной купели,
и маршал Жуков, и поэт Рубцов
стоят на страже нашей колыбели.

Мы не кимвал бряцающий, мы не
как бы родства не помнящие Ваньки,
вот почему, когда ты снился мне,
оркестр играл «Прощание славянки».

Играй, оркестр, зови сквозь ночь труба,
на проводы сзывай - не на поминки,
бессмертна у художника судьба,
он пал в бою, а не в толкучке рынка.

И потому: Счастливого пути!
грусть говорит, что встреча неизбежна,
ты, Вячеслав, там Господа проси
любить Россию тихо, верно, нежно...

ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВ

Из пшеничной муки да на простокваше
заведу я квашню, испеку пышных блинов,
да пошлю с журавлями гостинец сыночку Паше,
пропавшему средь далёких больших снегов..
Передам от добрых людей весточку, привет нежный,
благодарность за песни степные, вольные,
натерпелся он горюшка, грешный, сердешный,
в двадцать шесть годков горластых, неполных.
Как пошли в разгон, не остановить коней,
понесли, борзые, до Москвы из Прииртышья
лучшего из твоих, Россия-мать, сыновей,
соловушку родненького, а не подкидыша.
А там лихие разбойники, завистники,
с душонками, онучками вонючими,
по следам его, как шакалы, рыскали,
за дождём серебряным чёрною тучею.
Кляузничали, в засадах караулили,
ни стыда, ни жалости, ни совести,
да и настигли молодца осою-пулею,
оборвали  звонкие песни да повести.                     
Дни сегодняшние в горести, поминальные,
времена иные, да изменчивые не шибко,
и сейчас лебедей отстреливают добрые начальники,
и сейчас людей губят совсем не по ошибке.
Близкие мои, человеки  мои разные,
за глаза его цвета неба синего-синего
давайте выпьем без слова громкого, праздного,
за сыночка нашего Па-а-влушу Васильева…

ЛЕОНИД ЕНГИБАРОВ
      
Начинаю, но не без риска
замолчать, прервав разговор,
на подмостках Новосибирска
выступает известный актер.
Невысокий, в чёрном, без маски,
без единого слова в зал,
препарирует без подсказки
нашу жизнь, глухонемую от спазм.
Ток высокого напряженья,
микроволны  мыслей и чувств
пронизали его движенья,
а давно бы пора к врачу.
Перегрузки, на сердце тяжесть,
в мышцах боль, чужая тоска,
но кому ты про это скажешь,
где же та, что была близка?
По ночам не спится, и снова
будто выдох в черновики:
«Может быть, вначале не слово,
а был всё-таки взмах руки?»
Продолжаю, не без оглядки,
как протяжен осенний свист!..
Интервью дал после спектакля
говорящего тела артист.
«Тело – бездна, костёр молчанья,
семь потов – это мой подтекст,
контролирую лишь отчаянье
и его величество – Жест…»
Не причина – год високосный
и  не  чьё-то  там торжество,
а причина – пушкинский возраст,
совершенство и  мастерство.
Душа плакала, голосила,
продиралась и, мрак кляня,
умоляла людей, просила:
«Вы услышьте, услышьте меня!..»
Много лет с тех пор пролетело,
почему же тревожит сны
его корчащееся тело
на подмостках немой страны?..

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Все холодней и ближе моя осень,
плотней, темней и ниже облака,
больнее и безжалостней  вопросы,
и беззащитней сердце и строка.

Не всуе говорю тебе, Сережа,
спасибо, брат, что ты на свете был,
ты и сегодня души нам тревожишь,
чтоб сатана их все не погубил.

Так одиноко мне в пустой квартире,
и ландыши, как будто, не цвели...
Писал Сергей: "Хреновину в сём мире
Большевики нарочно завели".

Понятно, друг, ни при какой погоде
ты не листал мудрёный "Капитал",
но вот в Берлине при честном народе
запел ты вдруг "Интернационал".

И потому не плача, не жалея,
столетье промелькнуло, как во сне,
иду и я берёзовой аллеей
или скачу на розовом коне.

Давным-давно в Германии ты не был,
тут склянь в глазах от глянцевых реклам,
но и в России сумрачное небо,
но и в России… Правды нет и там.

АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН

Такие дни - наш чистый небосвод
весь в облаках цементного раствора,
но солнце есть, есть совесть, есть народ,
и люди есть с надеждою во взорах.

Неотвратимый вечный ход природ,
ведущий к постоянству обновленья,
мы - новый век, мы - новый хоровод,
слагающий молитвы искупленья.

Двадцатый век - кандальный звон души,
в словах сомненье и непримиренье...
Нет, невозможно правду заглушить -
души могучей позднее цветенье!

ВЛАДИСЛАВ ЛИСТЬЕВ

Будь мудрым, как змея,
и нос держи по ветру,
советовал, смеясь,
один опальный Метр.

Какая там семья,
какие альтруисты,
славянская земля -
чистилище нечистых,
а Владислав Листьев?..

ВАЛЕРИЙ ЛЕГАСОВ

Не я удачник и не дачник,
что мне по химии задачник,
что мне Чернобыль - всё прошло,
гадай, цыганка, хорошо,
перед тобой прилежный мальчик.

Я давно не отличаю
жизнь от сна,
отчизну от чужбины,
ложь от правды,
ненависть от любви.

Разноцветные одежды,
пышные складки
длинной пыльной юбки,
золотые кольца,
пегасы, парнасы, пассы,
лохмотья одежды надежды,
про неё ты умолчала,
а Легасов?!.

Лицом - к стене,
на правый бок,
может, сердцу
станет легче...

ВЕЛИМИР ХЛЕБНИКОВ

Какие могут быть черновики!..
Речь не идёт о школьном сочиненье,
а слово обретает суть значенья
в контексте жёсткой жизненной строки.
Воображенье – это костыли
фантазии, и фабула гранична,
бессилен тут и жалкий опыт личный,
и зелень, и седые ковыли.
Кому нужны твои черновики!..
Когда в раздумьях о судьбе вселенной
ты не напишешь матери согбенной
и не подашь упавшему руки.
Как ни старайся, что ни говори,
творит лишь тот, в ком вечное сомненье
преодолеет лжи сопротивленье
и правила навязанной игры.
А что потом?.. Затейливый сюжет,
смех эпитафии, грусть эпиграммы,
слов саранча, дешёвенькие драмы,
не унывай, мой юный друг, поэт!
Не береги свои черновики!..
Не перепишешь жизнь свою сначала,
нет у тебя надежного причала,
и нет ничьей спасительной руки.
А зелень и седые ковыли –
соломинка, нежданное подспорье
тем, кто блуждает в славном Лукоморье
и думает о пузырях земли.
Вся жизнь моя – одни черновики!..
И этот крест за то мне в наказанье,
что на морозе первое лобзанье
я разменял давно на пятаки!
Не унывай, мой юный друг, поэт,
давай поднимем тост за Велимира,
он сжёг в ночи черновики поэм,
чтобы согреть девчонку без квартиры.

ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ

В детстве над кроватью
             утренний привет –
вышит был сестрою
             твой, Поэт, портрет.
Чёрно-белой ниткой,
             крестиком простым,
в деревянной рамке
             трещинки морщин.
Бронзою берёза,
             дождичек косой,
книжки и уроки
             светлой полосой.
Чистый взгляд, Владимир,
             осень – стороной,
песни, марши, гимны
             над большой страной!
С ливнями и солнцем
             по твоим следам,
столбовым дорогам,
             разным городам.
Крестиков без счёта
             помню на холсте,
в жизни моей квота –
             телеграф вестей.
И все чаще тучи
             над родной землёй,
пропасти да кручи
             мёртвою петлёй.
Так вперёд, задиры,
             время – молодым,
а за мной туманы
             и сражений дым.
Но ясней и ближе
             сквозь вечерний свет
твой портрет, Владимир,
             утренний привет!..

НИКОЛАЙ ГУМИЛЁВ

„Золотое сердце России
Мерно бьётся в моей груди”

Ночь, напрасно тоской не мучай,
бурей злой не тревожь, не буди,
что мне тучи, чёрные тучи,
этот свет у меня в груди.

Свет вечерних заснеженных окон,
и дымок над белёной трубой,
свет высокой звезды, одинокой,
над моею нескладной судьбой.

Ах, судьба! – золотая морока
снов и слов, и непрошеных слёз,
волшебство женских глаз с поволокой,
торжество белоствольных берез.

Эту нежность и эту ласку
не отнять ни враждою, ни тьмой,
из похода вернулся, как в сказку,
оловянный солдатик домой.

Не чужой, не шумите вы, клёны,
баню вытопит старая мать, 
стол накроет под строгой иконой,
будет слушать и будет молчать.

Расстается вечер с лазурью,
да и я уснуть бы не прочь,
ночь, прошу, ни тоской, ни бурей
хоть сегодня меня не морочь!
    
Свет заката над куполами,
лёгких ласточек пилотаж,
моя родина - моё знамя
и трагедия, и кураж.

Не страшна никакая сила,
что б там ни было впереди,
пока светит в душе Россия,      
бьётся сердце в моей груди!..

ЛЕВ РОХЛИН

  -1-

Да разве думал ты, гадал,
От седины нет просто спасу,
Ты самый младший при лампасах,
Что делать будем, генерал?..

Враги отступят, отпоют
Отплачут мёртвых и награды
И, помолившись, вновь пойдут
В свои коварные засады.

Здесь смертью дышит каждый дом,
К чему пустые разговоры,
За каждым камнем и углом
Фанатики и волонтёры.

Какой жестокий карнавал,
Оскалы гор страшней трясины.
За чьи грехи, мой генерал,
Стоим мы пред судом Мессии?!.

Как много полегло солдат,
Мальчишки! – двадцать лет от силы,
Но этот город будет взят,
Иного жизнь не отпустила.

Вот и команда: «По местам!»
Рвут слякоть бронетранспортёры,
Готовы снайперы, минёры,
И санитары – по постам…

  -2-

Бушлат – солдатский, штаб – подвал,
Сегодня ты не при лампасах.
В игре жестокой, генерал,
Держись! – от Рождества до Пасхи.

Для интервью дай интервал,
Дай передышку моджахедам,
Они отпразднуют победу,
Уйдя за дымный перевал.

Не в первый раз, не первый бой,
Где только служба ни носила,
Но воевать с самим собой,
Но чтобы воевать – с Россией?!.

Пируй, кровавая Ничья,
В Москве раздор, а тут разруха,
Что ты наделала, Чечня, –
Отца во имя? Сына? Духа?

Не до газет! – нам здесь видней,
На них мы выставим закуску,
И молча – просто за людей –
И за чеченцев, и за русских!

Вот взят еще один квартал,
Какая стынь в небесной сини…
Ты проиграл, мой генерал,
Но во спасение России! 

ЧЕ ГЕВАРА

В Боливии болота не чадят,
там над горами, над полями,
но вертолёты, не шмели, гудят
и воздух рвут стальными лопастями.

В лесу сырая ночь, и у костра
над картою опять ты до утра,
то на уснувших поглядишь друзей,
улыбки их, как у твоих детей.

Бинты, забывшись, тронешь на груди,
и боль пронзит  тебя, мой командир,
а ты цветы искал за синим морем,
но пахнут они только гарью, горем.

И к этим романтическим цветам
простые люди были равнодушны,
и шли солдаты по твоим следам,
а в тёмный лес их вёл рожок пастуший.

Как и везде, живут бесшумно там
отнюдь, не пальмы и ничуть не змеи,
а те, кто предан праведным трудам,
и, к сожаленью, вечные плебеи.

Шмели притихли, больше не гудят,
и тает эхом тот последний выстрел,
но не погас решительный твой взгляд,
и звуки Че - немеркнущие искры!..

ВЛАДИМИР КВАЧКОВ

Там, где изменники у трона,
Где прокурор с судьёй в ладу,
Ты вновь объявлен вне закона
В бандократическом аду.

По сути ты - военнопленный,
Так в чём тогда твоя вина,
Когда идёт по всей вселенной
За правду русская война.

Идёшь и ты сквозь тьму и стоны,
И шепчешь: "Господи, прости!.."
Но как светлы твои погоны,
Достойный сын всея Руси!

ВИКТОРИЯ ГОРШЕНИНА

Что Вам эта зима — Вас согреет харбинское лето,
От уральских черёмух кружится ещё голова...
Если третий звонок, если сцена заполнена светом,
И легко с Ваших губ, словно птицы, слетают слова -
Что Вам эта зима!

Что Вам эта зима или фраза: «Ах, было когда-то...» -
Стелет нежно Вам под ноги пух тополиный Москва...
Если дни, как всегда, добротой и друзьями богаты,
А на кофе порой забегает подруга Нева -
Что Вам эта зима!

Что Вам эта зима — треплет кудри Вам времени ветер,
Отражается небо в глазах серебристой росой...
Если снова аншлаг, если пишут стихи Вам поэты,
И девчонка из детства Вам радостно машет рукой -
Что Вам эта зима!..

ПАБЛО НЕРУДА

Музыка будит сердце,
сердце рождает песню,
слово рождает разум,
разум рождает мысль.

Мысль рождает надежду,
надежда рождает любовь,
любовь - это подвиг,
человек с песней,
рвущейся из груди,
идёт на подвиг!..

Сердце перестаёт биться,
тираны злорадствуют,
небо склоняется
над умолкшим поэтом.

Но песню, как знамя,
на котором начертано:
ПОДВИГ ПОБЕЖДАЕТ СМЕРТЬ,
подхватывают смелые люди.

Смерть бессильна,
когда человечество помнит,
когда мы не забываем,
во имя чего человек
идёт на подвиг.

ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

Я не творю себе кумира,
но в светлый августовский день
Вы со своей «Тяжёлой лирой»
в мой дом вошли легко, как тень.

Вошли за Вами быль и небыль,
глухие, шумные года,
а за окном синело небо,
все то же небо, как тогда…

Когда Вы,  гордый и тревожный,
и проклиная, и любя,
взошли по трапу осторожно
на борт чужого корабля.

И потянулись дни и ночи,
и было Вам невмоготу,
когда глядели в душу Очи
Вас повергая в немоту.

Всё та же знойная дорога
сейчас лежит передо мной,
и я, как Вы, прошу у Бога
благословить мой путь земной.

Судилось Вам  тяжёлой лирой
познать тщету и благодать
и просиять в безумном мире 
высоким слогом с буквой «ять».

АРТЮР РЕМБО

Подожди, ковбой,
пионер, плейбой,
я хочу с тобой
в бой и прерии.

Там один закон –
карабин и конь,
золотой огонь
бухгалтерии.

Там красоток страсть
допьяна и всласть,
только б не упасть,
только б не пропасть.

Сквозь века идём,
караван ведём,
и в крови  жабо,
и Артюр  Рембо!..

ВИКТОР ЦОЙ

Где она, моя группа захвата?
Там в подвале, где трубы с теплом,
ах, как поздно и глупо, ребята,
мы отравлены злой иглой!..

Где она, моя группа крови,
кем убит Последний Герой?..
« Я искал не любви, а любови» , –
записал в дневнике Виктор Цой.

ФРАНСУА ВИЙОН

Жабы - в павы,
в быль и сказку,
не юродствуй, не лукавь,
а посмертную лжемаску
в пекло пропуском представь.

Не гадаю хладнокровно,
веры нет календарю,
поздно-рано, криво-ровно
одинаково помру.

На дворе средневековье,
потому и шлю поклон
Вам, талантливый злословник,
автор времени - Вийон!

ДЖОРДЖ ВАШИНГТОН

Где он, наш Вашингтон?
Там, где пальба и стон.

А генерал молодой
отчаянно рвется в бой.   

Поставив судьбу страны
на карту гражданской войны.

Один у него ответ:
«Америка – новый  свет!»

Идет генерал вперед,
Ведет за собой народ.

Идет он сквозь гарь и дым
красивым и молодым.

Готовый отдать всю кровь
за братство и за любовь.

Один у него ответ:
«Америка – новый свет!»

Рассеялся черный дым,
стал генерал седым.

За подвиги и дела
коварною смерть была.

Но он все равно в ответ:
«Америка – новый свет !»

Вот уже третий век
неудержимый бег.

Стал генерал молодой
памятью золотой.

ВИКТОР ХАРА

Убили!..
Песню убили.
Не звёзды, а слёзы
отныне над Чили.

Разбили гитару
о жёсткий асфальт стадиона,
взгляните, Мадонна!

Новые гунны
колючую проволоку
тянут, как струны,
над миром - зловещая лира!

Он вышел к ним с песней,
а песню убили,
он пел им о Чили,
а Чили казнили.

Одни его слушали,
молча и верно,
другие - прислужники
руки ему перебили,
взгляните, Венера!

Свидетель, о Гойя,
штыками распято искусство,
кровавые пятна, о горе,
во славу Исуса?!.

Сжигаются книги
на чёрных кострах,
выстрелы, крики
всю ночь до утра.

А утро черней
воронёных стволов,
глазам матерей нет слёз,
а мне - слов.

Подковой, как бритвой,
по горлу, но песня
сзывает на битву
имеющих голос.

Проклятье насилью,
насилье бессильно,
не слёзы, а звёзды
пылают над Чили -
никто никогда не потушит,
пой, Виктор, мы - слушаем!

АРХАНГЕЛ  ГАВРИИЛ

В дни осеннего ненастья,
на исходе чувств и сил,
защити от всех напастей
нас Архангел Гавриил.

Ангел строгий, благодетель,
мне явился неспроста,
а как мук земных свидетель
Сына Божьего  –  Христа.

Видел он, как Сын молился,
знает ангел, почему
пот кровавый прокатился
по высокому челу.

Почему в небесном мире
лишь ему такая честь:
Божьей Матери Марии
принести благую весть.

Огради от всех напастей,
помоги и тем, двоим,
в храм вошедшим за причастьем
пред венчанием своим.

Ты с копьем и райской ветвью,
ликоок  и  златокрыл,
ангел верный, добрый вестник,
мой Архангел Гавриил!

ПРЕПОДОБНЫЙ АЛЕКСЕЙ

Платьице из ситца шьёт портниха,
Птица – в небо, в землю – корешок,
Шляп и шуб ушла неразбериха,
Март, прощай, давай – на посошок!

В этот день и люди, и деревья
Как бы чуточку навеселе,
Не прошу руки я у царевны,
Дай мне посох, Тёплый Алексей.

Я пойду своей тропинкой тихой,
Из цветов сплетая поясок,
Из души ушла неразбериха,
Стал слышнее чистый голосок.

В час лихой людского озлобленья
Он, наивный, еле различим,
Он – моё проклятье и моленье,
И моё спасенье от кручин.

Посох мой поставьте в изголовье,
А напротив встанет крест простой,
И однажды посох тот холодный
Вдруг заплещет тёплою листвой.

Пусть она согреет в день ненастный
Всех прохожих песней о весне,
Был, как видно, вовсе не напрасным
Твой подарок, Тёплый Алексей.

Думающий о насущном хлебе
Приходи ко мне – на посошок,
Ты услышишь жаворонка в небе
И пчелы медовой шепоток…

ИСУС НАЗАРЕЙ

Меж деревьев ночных Гефсиманского сада
тени мечутся в блеске слепых фонарей.
Он выходит к толпе:  «Не ищите, не надо,
я пред вами стою, я – Исус Назарей!»

«Будь смелей, ученик мой любимый Иуда,
подойди, на прощанье обнимемся, брат…»
Но трясли кулаками и кольями люди
и кричали: «Обманщик! Ты будешь распят!»

«Как мы ждали тебя, истребляя сомненья,
ждали тысячу лет, твоё имя тая.
Где обещанный рай, где любовь и спасенье,
почему бесконечна дорога твоя?!.»

Ждём две тысячи лет исполненья завета,
и кикиморы крестятся, и упыри…
Над горой Елеонской проносится ветер,
и таращатся бельмами ввысь фонари.

И чем громче кричат фарисеи и судьи,
тем отчётливей голос, шаги у дверей:
«Я три тысячи лет жду вас, добрые люди,
я пред вами стою, я – Исус Назарей!»

ВЛАДИМИР ЗВЯГИН

Жизнь — сплошные приключения,
Кисть художника легка,
Тайну каждого мгновения
Сохраняет на века.

Лиц, событий куролесица,
То задачки, то диктант,
Но ведёт нас вверх по лестнице
Искра Божия — талант.

Как печально расставание,
За окошком осень вновь,
Шепчут листья с пониманием:
Всё идёт через любовь.

И чем ярче вёсны зеленью,
Раньше тем белей виски,
Где-то там вдали метелица
Плачет молча, по-мужски.

Ты ушёл вдруг за периметр,
Наш уральский самоцвет...
Память вечная Владимиру
Много, много, много Лет!..