Вспомни меня четверостишьем

Падает снег, дождь ли идёт, ветры ли воют,
Жёлтые листья, или опять – запах сирени,
Молча стоишь, смотришь наверх – над головою
Белое облако, серая туча – разные тени.

Каждое утро новой строфой – это есть признак
Не мастерства, а лишь того, что тело дышит.
«Будет святиться имя Твое ныне и присно…» –
Так повторяй, может тебя Отче услышит.

Утром из дома, по вечерам – в уголках разных.
Полночь пробьёт, думаешь вновь – не вызвать такси ли?
Но передумаешь, вспомнив о том, как в прошлый раз вы
Город ночной за полчаса исколесили.

Улицы быт свет фонаря освещать призван.
И ты бредёшь, шаг твой как нож – острый и резвый,
Словно во тьме вслед за тобой гонится призрак.
Ладно бы, пьян, а поглядеть – бодрый и трезвый.

Бодрый и трезвый, но одинок в толкотне мира,
Словно живёшь двадцать веков анахоретом.
Вот твой подъезд, вот твой этаж. Ждёт ли квартира,
Письменный стол, старый блокнот с кучей пометок?

Письменный стол, кипа бумаг – как живописен
Мир твоих дел, мир твоих букв. Ждёт ли награда?
Кипа бумаг, а среди них – тысячи писем,
Тысячи разных за тысячи лет – без адресата.

Каждой строкой эти стихи дышат на ладан,
И не понять, кто загадал, чтобы так вышло.
Тысячи раз произносил, в зеркало глядя:
«Будет святиться имя Твое…» – Он не услышал.

Тоже мне грусть! Счастье твоё – речь прописная.
Буква за буквой, слово за словом – нет им предела.
Строчки дрожат,  бьётся в окно птицей весна и
Вдруг замечаешь: она, как и ты, осоловела.

Вот парадокс, ведомый всем бумагомаракам,
Всем, объявившим словам и войну, и ловитву –
Что, погружённый во всю пустоту полумрака,
Ты, начиная письмо, завершаешь – молитву:

«Девочка-день, девочка-ночь, памяти струны
Перебирай, перебивай звоном затишье,
И нареки героем своим литературным –
Через века вспомни меня четверостишьем».