Какому Б-гу не молись
И что ни вспоминай по датам,
Спешить назад, что падать вниз —
Тебе давно никто не рад там,
Где прошлого река течёт
В тобой забытом Мухосранске,
И только помнится ещё
Как дед ругался по-ирански.
И только помнится: тоска,
Песком летящая от ветра,
В глаза седого старика,
На деле ждущего ответа
На все вопросы, что не смог
Сам отыскать за семь десятков.
И только местный солнцепёк
Стирал надежды без остатка.
Там солнце яростней блестит,
Но выглядит намного проще,
И птица белая летит
Там над фисташковою рощей,
И там любой антисемит
Теперь становится добрее,
Поскольку мир его семьи
Навек покинули евреи
И их обратно не вернуть
Туда, к молитвам из Корана,
Покуда их нелёгкий путь
Пролёг к земле обетованной,
Покуда прежний говор свой
Лечить пытается ивритом,
С отнюдь не царскою судьбой,
Потомство царское Давида.
Ведь там, где ты когда-то рос,
Под жарким градусом светила,
Всё не на шутку, а всерьёз,
Мой друг, давно переменилось.
Где с пацанами заодно
Инжир срывал в саду соседа —
Всё это кончилось давно,
Так навсегда и так бесследно.
Пусть ностальгией и горишь,
Но понимаешь сам, приятель:
Ты здесь — на русском говоришь,
Что там для местных непонятен.
Давно по-русски ты поёшь,
И думаешь по-русски — в этом,
Должно быть, кроется твоё
Предназначение поэта,
Вдруг написать десяток строк,
Никем в свои года не ставший,
О том, что где-то солнцепёк
И небо выглядит уставшим.
Свидетельство о публикации №116030705538