Обугленные розы полнолуния

Обугленные розы полнолуния –
Кажется, что они умерли –
Но вопреки очевидности
Они живы – и не такое вынести
Полнолунные розы способны –
Они вырываются из гроба,
Они прорастают жаждой терновой,
Они упиваются чьей-то кровью,
Чтобы выжить, вопреки всему,
Чтобы претворить обугленность во тьму,
Чтобы претворить в огонь – унижение –
Чтобы прорваться шипами –  на сцену и –
Чтобы расцвести венцами шипастыми –
Чтобы прорываться и произрастать из
Чёрного безумия собственной сути –
Люди не поймут такого – и осудят –
Люди не поверят – и пожмут плечами –

Люди топят печи чёрными  ночами
И проходит мимо – их вечность,
И сгорает в рыжей пасти печи
Точно старые газетные отбросы –
За окном листает листья осень,
И стучит, как дятел, серый сумрак –
Господин в затасканном костюме,
В шляпе с чёрным вороным плюмажем,
Приезжает в чёрном экипаже –
И зовёт людей костлявой пястью,
И из раки печи рыжей пасти
Он протянет им цветок терновый –
Он лизнёт глазами цвета крови
Их огонь – уютный и домашний –
И завоет в дымоходе банши,
И никто спасти людей не сможет –
В чемодан свой из лиловой кожи
Господин их души запакует
И уйдёт – и в чёрной саже руки
Упадут у пламени печного –
И никто не скажет даже слова,
И никто не сможет сделать шага –
Догорает пыльная бумага
В рыжей пасти – и плюётся дымом –
И уносит ветер господина
С чемоданом – запертым надёжно,
С чемоданом из лиловой кожи –
И такая же улыбка будет
На губах его – и эти люди,
Что таятся у печной границы
Будут долго жалобно молиться,
Чтобы их никто в ночи не тронул,
Чтобы не явилось время оно –
В чемодане из лиловой кожи,
С ножницами и улыбкой ложной
Карамельно-сладкой и фальшивой –
Извивающей в ночи мотивы,
Пахнущие гибнущей сиренью –
Окроплённые шипами терний –
На руках – перчатки – серый сумрак,
И холодный силуэт костюма
Проступает на окне – заплатой –
Он уносит души – невозвратно –
На его манжетах – тлена пятна,
У него глаза, как акробаты,
Что резвятся на арене белой
Лика, перекрашенного мелом,
У него улыбка Арлекина,
Собиравшего в ночи малины,
И по рту, измазанному красным
Проползает зеркало гримасы
Неулыбчивой – холодной, как медуза –
Он приходит – в раме из иллюзий
Полусонных – и солёно-адских –
Он мешает на палитре краски –
Чёрную, лиловую – и кобальт –
Он из тех, кто восставал из гроба,
Он из тех, кто хохотал змеино
На души обугленных руинах
И стремился к солнцу инферналий,
Чтобы встретиться с собой в финале,
Обратиться в новое – навечно,
Чтобы, алым заревом излечен,
Вышел некто новый на просторы
Мира перекроенного – шторы
Век подняв – тяжёлые портьеры –
Он идёт – и плещутся химеры
В омутах зрачков – а люди жмутся
К очагу – и печи алой мутью
Им плюют на руки и на мысли –
И ютятся по подвалам крысы –
Серые, угрюмые – и небо
Призывает тех, кто хочет хлеба,
Помолиться – и идут послушно
Овцы белые – слепые души –
Вслед за пастырем – а кто за крысололовом –

Только демоны с душой терновой
Прогрызают облачные стены,
И в кровавом мареве на сцене
Крутятся, как дервиши, и жгутся
Алыми глазами – чёрной сутью
Упиваются – и пьют вино созвездий –
И ласкаются горящей медью
Языков змеиных – глаз тигровых –
Демоны, восставшие из гроба,
Демоны, что вечность превратили
В сад из чёрных и багровых лилий,
И окрасили лиловым руки –
И приходят – иногда – со скуки –
За людьми – плюмажи их трепещут –
И в руках их души, словно вещи –
В чемоданном зеве исчезают –
Подожжённые – сожжённые – глазами –
Старые газеты пожелтеют,
Пасть печная огненной метелью
Выплюнет остатки – сажа горько
Упадёт на выпавшие стёкла –
Из домов, зимой опустошённых –
Демоны в кровавых капюшонах
Мимо – незаметные – проходят –
Завывает на надрывной ноте
Ветер, переполненный волками –
Он кого-то – то ли отпевает,
То ли славит – ветру всё едино –
И ложатся тени господина
С чемоданом из лиловой кожи
На снегов нетронутое ложе,
Капает с ресниц его лиловый
Сумрак – он не говорит ни слова,
Он молчит в полуденном тумане –
То ли демон он, а то ли странный
Человек – но явно из иного
Теста – воплощенье Крысолова
Гаммельнского – на других страницах –
И листает осень листья-лица
Тех людей, которые бросали
Вечность в зев печи, голодно-алый,
И чьи души в чемодане запер
Господин в нелепой старой шляпе
С чёрной тенью на лице – с руками
Запечатанными в чёрное – и пламя
Чёрное – лиловое – змеино
В шелестящем взгляде господина
Неизменно.