Улыбка Ангела

Улыбка Ангела

Тогда мне казалось, что всё – кранты, докатался до ручки. Перед глазами снег был черным, я еле различал лыжню, которая  всё хотела выпрыгнуть из-под меня, и упасть на меня сверху, и придавить вместе с этим черным снегом к земле. Каждое движение давалось с таким трудом, как будто на руки и ноги были навешаны двухпудовые гири, а всё тело, покрытое какой-то холодной липкой пленкой, было уже чужим и безразличным. Единственное желание сильное и властное, которое заставляло меня двигаться, просто вперед, было желание утоления голода, хотя бы корочкой хлеба, его крошками, которые казались в тот момент самым желанным, что есть на свете, а его запах, всплывший из памяти, сводил с ума.

Это смешно, но тогда я самостоятельно проводил тренировку на лыжных трассах Кавголово-Токсово по методе, которую мне подсказал мой родной дядька, по финской методике, а она предполагает добиться того, что лыжник проходя в день, за одну тренировку, восемьдесят-сто километров, как бы срастается с лыжами, и они становятся продолжением его тело. В то время, за год до окончания школы, прочитав принесенную дядькой брошюрку, загорелся этой финской методой тренировок и очень хотел, чтобы лыжи приросли к моим ногам, да так, что в них можно было бы даже спать, не разуваясь. Но такое измывательство над собой должно быть подкреплено усиленным питанием, о чем прямо было указано в книжечке, и чему я неукоснительно и с большим аппетитом следовал, и всегда брал с собой провиант, в виде бутербродов, на саму тренировку, для подкрепления жизненных и спортивных сил.

Однако, в тот февральский день, с небольшим восьми градусным морозцем, что – самое то для лыж и приросшего к ним лыжника, я потерял свой драгоценный завтрак, видимо на каком-то не простом участке трассы, а когда у меня засосало под ложечкой, я прошел уже много больше полтинника. Всё бы нечего, да до забегаловки около станции Токсово, где можно было пополнить запасы килокалорий, было совсем не близко, и я бы не дотянул до неё, учитывая мое состояние, описанное выше, или приполз бы, конечно, поев снега, но это учреждение общепита уже было бы закрыто,  ввиду наступления темноты и усиления мороза.

От неминучей погибели меня спас Ангел. Он явился мне в облике маленькой четырех-пяти годовалой девочки, которая лепила снежную бабу и разговаривала с ней у себя на участке, наверное, в том месте, где летом её родители сажают картошку. Увидев эту картину еще из далека, я, собрав последние силы, как голодный подыхающий волк, устремился, если так можно выразиться, к забору участка с красивым домом, и, собственно, к Самому Ангелу Спасителю в мутоновой шубке и красной шапочке, с единственной спасительной мыслью: попросить у Ангела кусочек хлебца.

Я так и сделал. Подошел к забору и голосом бабушки произнес:
- Девочка, а девочка, дай мне, пожалуйста, кусочек хлеба, если у тебя есть.
Ангел ничуть не удивилась моей просьбе, улыбнулась мне и спросила:
- С маслом?
Я, как спортсмен еще окончательно не потерявший наглость, от масла решительно отказался, и Ангел вприпрыжку, по протоптанной в снегу узенькой тропинке, поскакала к дому, и через минуту, наполненную для меня трепетным ожиданием и ощущением невозможности такого счастья, вынесла мне краюшку черненького, присыпанную сольцой. До забора, ко мне она пробиралась по глубокому снегу, когда тропиночка закончилась. Она была маленькая, улыбчивая, и действительно казалась мне Ангелом во плоти.
- До чего красивая девочка! – Подумал я, и взял из протянутой ко мне маленькой ручки без руковички этот спасительный дар – кусок хлеба, горбушку.
Мне было не много стыдно своего положения, но всё рассеяла её улыбка. Улыбка Ангела.
Эту девочку я не забуду по гроб жизни, т.е. никогда, а слаще того её хлеба ничего в жизни не ел.

Через несколько минут я уже долетел до харчевни в Токсово, и грелся тарелкой харчо и подобием чая с привкусом соды.


© 2010