На чёрном кладбище крысиного Парижа

На чёрном кладбище крысиного Парижа
Безумие танцует в алой жиже –
И на костре взовьётся чёрным ветром,
И снова возродится – где-то – где-то –
Через времён паучьи паутины,
Рисующие на гробах-витринах
Истаявшие лица – тех, ушедших
Которые рассыпаны, как пешки –
По клеткам – чёрным, белым и багровым –
Безумие всегда приходит – снова,
Из пламени костра хохочет рьяно,
На ледяных запястьях зреют раны,
И рот измазан заревом полночным,
И кровь чужая наполняет очи,
И на зрачках – танцующие руны –
Безумие меняет лишь костюмы –
Лишь имена. И драные лохмотья
Смеются на его скелетной плоти,
Что извивается в костре столетий,
Хохочет и над жизнью, и над смертью,
Что бьётся в ритме огненного бубна,
Что рвёт зубами губы – что погубит
И возродит из пепельной могилы,
Того, кого безумно полюбило –
И погубило – смех клокочет в пасти –
Безумие пылает в алой страсти –
В костре и фениксом проклятым реет
Над площадями – и роняет перья
На лица – масками – горящими мазками –
Оно поёт и пляшет непрестанно
Цыганкой – королевой катакомбной –
Которая в костёр шагнула, чтобы
Вновь появится – в чьей-нибудь улыбке –
В истошном вопле инфернальной скрипки –
И в волосах, изодранных ветрами –
Безумие хохочет неустанно
И ловит чёрные мячи проклятий,
И рвёт на плоти побелевшей – платье,
И чёрных кос изломанные ветви
Окрашены багровым адским светом,
И драные перчатки жаром пышут –
Оно шагает по ребристым крышам,
И в каждое окно заглянет маска,
И рот оскалится – кроваво-красный –
Изогнутый, как вышивка на пяльцах –
Распяленный – безумно рассмеяться –
И вылететь горгульей в небо – дальше –
Где звёзды вслед безумию – запляшут,
И замерзают их глаза – тигрино,
И разорвутся в клочья паутины
Веков – и королева сумасшедших
Вновь из костра, накинув ночь на плечи,
Шагнёт – на россыпь каменных созвездий –
И чёрная карета вновь поедет
По чёрному Парижу – на запятках
Запляшут, искривятся акробаты –
Улыбками, зажатыми в ливреи –
Глаза их загорятся, как горели
На улицах парижских – с фонарями
Соперничая – и усмешки-раны
С лиц потекут помадой ядовитой,
Ответом на безумные молитвы,
Ответом на призывы к тем горгульям,
Которые простерли когти улиц
Вниз – в катакомбы – чёрными котами –
И лижут фиолетовое пламя
Из белых рук безумной королевы,
И воют инфернальные напевы
Под оголтелый грохот колокольный –
Безумие не изменяет роли,
И в чёрных глаз пустыне два осколка –
Костра – горят из-под косматой чёлки,
Над пляшущими ломкими губами –
Безумие – безумная судьба и
На кладбище среди теней и масок
Оно дождётся рокового часа,
И звоном колокольным усмехаясь,
Войдёт в сей город, сотканный грехами –
Людскими и нелепыми – и снова
Запляшет тенью во дворах церковных
И цирковых – нет разницы для этой
Безумной ведьмы с алой сигаретой
Во рту, костром пылающем, и смехом
Сзывающей со всех подвалов – эхо –
Со всех мансард и крыш – со всех провалов,
Где люди никто и не бывали,
Где только крысы и ночные тени
Купаются в багрово-чёрной пене,
А королева пляшет и смеётся,
Она не отвечает на вопросы,
Она недавно родилась из пепла,
Она себя сыграла и пропела
Во храме чёрном – и оттуда вышла
Вновь сумасшедшей – и по лунным крышам
Горгульей, кошкой – пронесётся – буйно,
И город загудит кровавым бубном,
И руки ледяные  шеи стиснут,
И чёртовы актёры и актрисы
На сцены выйдут и сыграют снова
Для королевы в чёрном и багровом,
Для королевы в огненном костюме,
Для ведьмы, чернокудрой и безумной,
Для королевы чёрного Парижа,
Которая на ногти жизни нижет,
Спускается всё ниже в катакомбы
И вновь танцует на руинах, чтобы
Из пламени безумно возродиться,
Сменить на сцене имена и лица
И крылья чёрные до неба вскинув,
Надеть парик и маску Арлекина.