Бульвар, бульвар, бульвар

Бульвар, бульвар, бульвар –
Ветер унесёт слова,
Ветер осенит ими веки
Живущих в позапрошлом веке.

Проходящих этими бульварами –
Кто с шарманками, кто с гитарами,
С обезьянами и с котами –
А куда – сами не знают.

Взглядов терновых ягоды
Они прячут в китайские пагоды,
Розовые – дымно-хризантемные –
И раскрашивают шёлк поэмами.

И глаза их пробегут пожарами
По пылающему дну гитарному,
И по пальцам пламенно возносятся
Золотые листья жадной осени.

Осень их целует ветром огненным,
За пальто истрёпанные трогает,
Гладит гнёзда кудрей перепутанных,
Шелестит над яростными шутками.

Все – шуты – по своему – по-разному,
Жгутся углями – мячами – фразами –
Раскалённый мяч перчатки вылижет
Чёрным языком – багровой вышивкой.

На цилиндрах – ленты серпантинные,
Змеи, околдованные инеем,
На груди – гвоздики окантованы
Красным – а в груди таятся оводы.

Жала – под жабо в клочки изодранным –
Чёрными сплетаются узорами,
Губы их за дымом хризолитовым
Нежатся преступными молитвами.

Мундштуки потрескивают камедью,
А сердца молчат – так белокаменно,
Точно мрамор под шелками драными,
Точно пустошь гулкая гитарная.

И ресниц сапфировые заросли –
Воплощение девичьей зависти –
Нарисуют на фарфоре времени
Память обездушенного племени.

Души и сердца – пустое, господи!
Не просите их – вы не допроситесь,
По губам скользят алмазным крошевом
Их улыбки – ничего хорошего

Не сулящие –  коты сиамские
Прячутся под бархатными масками,
Прячут когти в пухе белокипенном
И горят глазами-хризолитами.

Обезьяны и коты – подобия
Человека – и не нужно бога им –
Куклам обездушенным, фарфоровым –
Тем, что приотворяются актёрами.

Тем, кто притворяется – поэтами,
Что вкушает тёмного, запретного,
И со смехом сбрасывают кольца
В пасти хризолитового солнца.

В позапрошлом веке – или в этом –
Крутятся шарманками сюжеты,
И гитары разрывают души,
Нарисованные чёрной тушью

И раскрашенные алым лаком –
Души тех, кто кукольно-инаков
Тех, кто невредимыми проходят
По кострам из собственных мелодий.