Я ведь капризный демон, который...

Я разломаю строгие формы –
Я ведь капризный демон, который
Бьёт и крошит фарфоровых кукол
И разрывает мысли – на звуки.

Куклы хлопают глазами хрупкими,
Я упиваюсь, играя с куклами –
Или, может быть, не только с ними –
Наваждение придёт и сгинет.

Куклы говорят прочувствованно "Мама",
Служат служками в моём чёрном храме,
Заслужить пытаются моё благоволение,
Поклоняются огню моих глаз сиреневых.

Этот храм построен в чёрной чаще,
Я туда наведываюсь чаще,
Чем иные – на воскресную службу,
А над куполом – горгульи кружат.

Пентаграммами шпили увенчаны,
И благонравным здесь делать нечего –
Их горгульи засмеют-затопчут
На поляне в зареве полночном.

Их горгульи – заклюют-запляшут,
Было ваше – станет только наше,
Отдавайте души без утайки
В этой церкви ядовитом мраке.

В этом храме – тень моя хранится,
Чинно смежив руки и ресницы,
Днём – на шёлка белоснежной пене,
Ночью кошкой тянется по вене.

Тень моя – в вампирском стиле тонком –
Узкий профиль, куртуазный локон,
Рой колец под кружевом туманным,
Алый рот – растравленная рана.

И, ресничной вязью полускрытый –
Взгляд, гасящий капилляров ритмы,
Взгляд, пьянящий опиумной дрожью,
Взгляд скользящий бархатом по коже.

Тень моя – воспитана отменно,
Как у лорда гордого манеры,
И глаза – лазурно беспристрастны –
Наблюдают смертные гримасы.

А я кукол отправляю – маршем,
Пусть они в людей играют дальше –
И ломать их будет, как захочет,
Тень моя, что пробудится ночью.

Тень моя – и я – одно, наверно,
Крещены единой чёрной скверной,
И смеёмся над людьми мы – вместе,
Отражаясь в каждом взгляде-жесте.

И смеются куклы, маршируя,
Подставляют лоб для поцелуя,
Подставляя шеи под клыки нам –
Мне и тени, чёрным Арлекинам.

Мне и тени, демону с вампиром,
В чёрном храме на границе мира,
Мы, шутя, на части их ломаем –
И бросаем в пляшущее пламя.
 
Чтобы куклы в пламени – воскресли
И служили нам на чёрной мессе,
И чтоб дальше с ними мы играли –
В чаще леса, в нашем чёрном храме.