Великому Бунину. Март, апрель!

  Он,  приехав  в деревню на масленицу, пробыл дома март и половину апреля.
Это было незабвенное  время – начали освобождаться от снега поля.
Он каждый день видел меняющиеся  вместе с увеличением в мире тепла и света  –
небеса, снег, сад, его стволы и ветви, ещё немного и лето.
   Он видел:  вот утро и в  комнате так ярко и тепло от Cолнца,
что уже ползают по стёклам оживающие мухи, греясь на оконце...
вот послеобеденный час на другой день: Солнце за  домом, с другой его стороны,
а в окне уже бледный  весенний  снег – до голубизны –
и крупные белые  облака  в синеве,
в вершинах деревьев в вышине.
    А вот, ещё через  день, в облачном небе такие яркие прогалины – дивишься!
И на коре деревьев такой мокрый блеск, что удивишься,
и так каплет с крыши над окном, что не нарадуешься, не наглядишься...
    После пошли тёплые туманы, дожди, снег  распустило  и съело в  несколько суток, не зря –   
тронулась река,  стала радостно и ново чернеть, обнажаться и в саду и на дворе земля...
     И надолго запомнился один день в конце марта, когда он в первый раз поехал верхом в  поле – душе отрада. 
Небо не ярко, но так живо, так молодо светилось в бледных, в бесцветных деревьях сада.
В поле ещё свежо дуло, жнивья были  дики и рыжи, но птицы уж начали над ними полёты,
а там, где пахали  – уже пахали под овёс – маслянисто, с первобытной мощью
чернели взмёты. 
    И он  целиком ехал  по  этим  жнивьям  и взмётам  к лесу 
и издалека видел его в чистом воздухе до края небес –
голый, маленький, видный из конца  в конец лес –
потом спустился в его лощины и зашумел копытами лошади по глубокой прошлогодней  листве, совсем старой, 
местами совсем сухой, палевой, местами мокрой, коричневой,
переехал засыпанные ею овраги,  где ещё шла полая вода,
а из-под кустов с треском вырывались прямо  из-под ног лошади смугло-золотые вальдшнепы иногда...
   Чем была для него вся эта весна и особенно этот день на воле,
когда так свежо дуло навстречу ему в поле,
а лошадь, одолевавшая насыщенные влагой жнивья и чёрные пашни в стороне,  сердцу милой,
так шумно дышала широкими ноздрями, храпя и ревя нутром с великолепной  дикой силой?
–––––– 
Иван Бунин. Митина любовь. (Отрывок)
IX
…он,  приехав  в деревню на масленицу…  пробыл дома март и половину апреля. Это  было незабвенное  время. Недели  две он лежал  и только  в окно  видел  каждый день  меняющиеся  вместе  с  увеличением  в мире тепла и света небеса, снег, сад, его стволы и ветви. Он видел:  вот утро, и в  комнате так ярко  и  тепло  от солнца, что уже  ползают по стеклам оживающие мухи... вот послеобеденный час на другой день: солнце за  домом, с другой его стороны, а  в  окне уже до  голубизны бледный  весенний  снег и крупные белые  облака  в синеве, в вершинах деревьев... а вот, еще через  день, в облачном небе такие яркие прогалины, и на коре деревьев такой мокрый блеск, и так каплет с крыши над  окном, что не нарадуешься, не наглядишься... После пошли теплые туманы, дожди, снег  распустило  и съело в  несколько суток,  тронулась река,  стала радостно и ново  чернеть, обнажаться и в саду и на дворе земля... 
И надолго запомнился Мите один день в конце марта, когда он в первый раз поехал верхом в  поле.  Небо  не  ярко, но  так живо,  так молодо  светилось в бледных,  в бесцветных деревьях сада. В поле еще свежо дуло, жнивья были  дики и рыжи, а там, где пахали,  -- уже пахали под овес, -- маслянисто, с первобытной мощью чернели взметы.  И он  целиком ехал  по  этим  жнивьям  и взметам  к лесу  и издалека видел его в чистом воздухе, -- голый, маленький, видный из конца  в конец, -- потом спустился в его лощины и зашумел копытами лошади по глубокой прошлогодней  листве,  местами   совсем  сухой,  палевой,   местами  мокрой, коричневой, переехал засыпанные ею овраги,  где еще шла полая вода, а из-под кустов  с   треском  вырывались   прямо  из-под  ног  лошади  смугло-золотые вальдшнепы...
Чем  была для  него вся эта весна и особенно этот  день, когда так свежо дуло навстречу ему в поле, а лошадь, одолевавшая насыщенные влагой жнивья и  черные пашни, так шумно дышала широкими  ноздрями,  храпя  и  ревя нутром с великолепной  дикой силой?