Великому Бунину. Женщина-девочка
сыпал прохладной пылью высокий, раскидистый фонтан, как и когда-то,
и с какой-то женственной роскошью пахло цветами
в бодром и студёном воздухе багряного осеннего заката,
но народу было мало,
отчего мне ещё стыднее было ходить отдельно от прочих, как иногда бывало,
на виду у всех, в этом избранном "кружке дворян-гимназистов", этакий заговорщический сбор,
и поддерживать с ними какой-то особый дворянский разговор,
как вдруг меня словно ударило что-то: ах! –
по аллее, навстречу нам, быстро шла мелкими шажками, с тросточкой в руках,
маленькая женщина-девочка, очень ладно сложенная
и очень изящно и просто одетая, словно куколка ухоженная.
Когда она быстро подошла к нам и, приветливо играя агатовыми глазами, вся как бы налегке,
свободно и крепко пожала нам руки своей маленькой ручкой в узкой чёрной перчатке,
быстро заговорила и засмеялась, раза два мельком, но любопытно взглянув на меня, словно это было что-то неясное –
я впервые в жизни так живо и чувственно ощутил всё то особенное и ужасное,
что есть в женских смеющихся губах, в детском звуке женского голоса,
в округлости женских плеч, в тонкости женской талии, в цвете её волоса,
в том непередаваемом, что есть даже в женской щиколке, и так стало давить в висках – снова и снова,
что не мог вымолвить ни слова.
–––––––––
Иван Бунин. Жизнь Арсеньева.
КНИГА ВТОРАЯ. (Отрывок.)
XI
В саду опять играла музыка, сыпал прохладной пылью высокий, раскидистый фонтан и с какой-то женственной роскошью пахло цветами в бодром и студеном воздухе багряного осеннего заката, но народу было мало, отчего мне еще стыднее было ходить отдельно от прочих, на виду у всех, в этом избранном "кружке дворян-гимназистов" и поддерживать с ними какой-то особый дворянский разговор, -- как вдруг меня словно ударило что-то: по аллее, навстречу нам, быстро шла мелкими шажками, с тросточкой в руках, маленькая женщина-девочка, очень ладно сложенная и очень изящно и просто одетая. Когда она быстро подошла к нам и, приветливо играя агатовыми глазами, свободно и крепко пожала нам руки своей маленькой ручкой в узкой черной перчатке, быстро заговорила и засмеялась, раза два мельком, но любопытно взглянув на меня, я впервые в жизни так живо и чувственно ощутил все то особенное и ужасное, что есть в женских смеющихся губах, в детском звуке женского голоса, в округлости женских плечей, в тонкости женской талии, в том непередаваемом, что есть даже в женской щиколке, что не мог вымолвить ни слова.
Свидетельство о публикации №115080901570