Начало пути

(Новообращенной)

Осенний вечер в день воскресный
Прозрачно тих, и небосвод,
(Для рифмы нужно "свод небесный),
Луной печальной озарялся.
В общенье дружно собирался
Святой молящийся народ.

Дремали старые бараки,
Никто покой не нарушал,
Лишь клен с тоскою лист ронял
На хвост разлегшейся собаки,
Да скрип калитку предавал.

Невдалеке в овраге темном
Бежал задумчиво ручей,
И своим бегом неуемным
Не привлекал ничьих очей.

На переулке однобоком
Почти не слышен шум шагов,
И, как в предчувствии снегов,
Все в забытьи лежит глубоком.

Обычно осень не балует
Своим теплом эти края —
Обычно в слякоти земля,
Или пурга вокруг лютует.

Природы лист не увядает,
Точнее, вянуть не спешит,
Как будто что-то ожидает;
Он наготу ее скрывает,
Потом стыдливо обнажит.

Порою юности бушует
Всем очевидный яркий цвет,
Но я скажу вам — это муть,
Что в конце дней падет в осадок.
Таков природы всей порядок:
Сминает старость наш букет,
И объективно указует—
Кто мы, какая наша суть!

Тиши усталость понемногу
Струится, тяжелеет мгла...
Ты в страхе трепетном вошла
Под своды хижины убогой,
Как входит нежна и мила
Княжна в объятия чертога.

Что грудь младую воздымает,
И что глаголит сердца глас,
Когда пытливый ум внимает
Библейской правде первый раз?

Что внутрь себя скрывают очи?
В улыбке алые уста...
Душа наверное не хочет
И слышать даже и хохочет
Над жертвой скорбного креста?

Или, напротив, интересна
Библейской правды новизна,
И риз небесных белизна,
В сравненье с хижиной телесной,
Для духа более красна?

О, сердце, полное волненья!
Ты внемлешь ли тот кроткий стук?
Ведь, это сладкое томленье —
Как раз и есть прикосновенье
К тебе Христовых нежных рук.

Кумирам века ты служила,
Куря пред ними фимиам,
И не стыдясь ты их хвалила
И лобызала, и хулила,
И преклонялась, войдя в храм.

Не в храм, конечно, в высшем смысле,
Скорее в капище ль вертеп;
Но ты, не зная их судеб,
Несла туда дела и мысли.

Большого сердца яркий пламень
Горел у бренных алтарей,
Но, вдруг, чего-то тяжкий камень
Довлеть стал над душой твоей.

Прекрасная, младая жрица,
В безгрешности богов своих
Ну, как смогла ты усомниться?
Быть может горькая водица
Виной тому, что на пирах своих
Они без меры потребляют,
И терпким словом подкрепляют
Не речи, карканья свои?

Или трескучих фраз неправда,
Коей, как фиговым листком,
Хотел бы скрыть убогость каждый,
Дабы не зреться чудаком?

Что повлияло, я не знаю,
Но ты прозрела — это факт!
С Татьяной, может быть, контакт
Подвел к отвергнутому раю,
Что мир со злобой и хулою
Ногой брезгливо оттолкнул,
И безвозвратно утонул
В греха пучину с головою?

Или, быть может, небожитель
К тебе спустился в час ночной,
И дверь десницею святой
Отверз в небесную обитель?

Входи скорее, дверь отверста,
И для тебя, там место есть!
Сотрет вины, хоть их не счесть,
Единый взмах Христова перста.

Протезы гордости быть может
Склонить колена не дают?
Проси Христа и Он поможет!
Внемли! Там ангелы поют, —
О, как мне мил их глас чудесный
В пределах Родины небесной!

Но там во свете вечной славы
Взгляни, средь сонмов Божьих слуг
Ты не узришь своих подруг,
Что здесь походкой величавой
Ходили гордо; Смерть костлявой
Рукой их стройный стан объемлет
И в пламень адских мук повергнет!

Всех, кто стыдится перед Богом
Колена жестки преклонить—
Печальна участь за порогом,
Когда у брачного чертога
Проситься будут и вопить,

Желая внутрь хотя бы оком
Своим потухшим заглянуть;
Но Бог не мирится с пороком,
И в дверь ни прямо, и ни боком,
Гордец не сможет проскользнуть.

К чертогу рая на коленях
Идет смиренный пилигрим, —
Под звуки ангельского пенья
Врата откроют перед ним.

А там Христос рукой пронзенной
Его подъемлет и вовек,
Земною жизнью утомленный,
Блажен почиет человек!

Не уж-то Сын земли печальной
Рожден, чтоб только есть и пить?
К чему он призван изначально?
Родиться, чтобы после сгнить?

Не уж-то гроб — черта конечна
Во абсолюте бытия?
Что расточается беспечно
О, землянин, вся жизнь твоя?

Нет, не забудь, греховный пленник,
Чтоб отделить зло от добра,
Небесной Родины изменник,
В тебе есть Божия искра!

Ты мыслишь только преступленье
Свершить, а совесть: "Стой. Нельзя!"
А не послушал в ослепленье —
Она не даст успокоенья,
Тебя безжалостно грызя.

Это она—гражданка неба,
Как неподкупный судия,
Не покривит за кусок хлеба
И скажет точно: ты иль я?

Животный мир от ней свободен,
Бессилен мир существ творить.
Но человек, предавшись плоти,
Не ввысь стремится, а напротив:
"Я — скот!" —делами говорит.

Предназначение высоко
Твое, великий человек,
В пучину зла ты впал глубоко,
И потому не видит око
Красоты Царства из-под век.

Кто вежды дреманны подъемлет,
Где светит дивный идеал,
То, словно в зной воды бокал,
Тот Царство Божие приемлет.

Ведь, смерть и гроб — не истребленье,
А только резкий переход
Из мира горя и невзгод
В мир песен, радости, нетленья!

Да, я имею представленье,—
Что вниз с вершины снизойти!
И по тернистому пути,
Пути скорбей и униженья
С крестом безропотно идти.

Я не берусь считать те башни,
Что с шумом рухнули к ногам
Твоим, сраженны силой страшной,
Когда кадила ты богам.

Большая сила притяженья
В магнитном поле вкруг тебя
Будила сразу уваженье,
Потом молились на тебя.

Счастливый баловень вниманья,
Привета, вздохов и похвал!
Дороги нет без покаянья
Туда, где светит идеал.

Клони сердечную гордыню
К ногам распятого Христа,
Как непослушную рабыню,
Подчас достойную хлыста.

Когда душа рыдать захочет,
Когда откроются глаза,
И серебристая слеза
Ресницы длинные омочит,

Когда святое умиленье
Мятежный дух охватит твой,
Ты пожелаешь, чтоб с тобой
Осталось сладкое томленье.

Когда же Дух Святой с лазурных
Небес в сердечный храм войдет,
И кажда клетка запоет,
Плывя в восторгов токе бурном —

Тогда признаешь в восхищенье
С Христом блаженное общенье!
Я тоже был гордец надменный,
Покорный раб страстей растленных.

Но Тот, которого всечасно
Влечет душа благодарить,
Так дивно спас от мук ужасных —
К Нему любовь моя горит!

Теперь на мир, на развлеченья,
На славу, деньги и почет
Зрю по-другому, и мученье
Предсмертно душу не печет.

Надежда сладко душу греет,
Я жду победный переход,
Где весь искупленный народ
Блаженство вечное имеет.

Во мне прошла переоценка
Успешно всех богатств земных:
Пред чем склонялся — малоценкой
Списал в издержки дней младых.

Другой критерий я имею,
Другой подход к цене вещей,
Все то, чем я небрег вообще,
Сейчас в груди своей лелею.

Мой юный друг! С любовью брата
Хочу от сердца подсказать
На что вниманье обращать,
А от чего, как от булата,
Стремглав, испуганно бежать.

Не надо в людях совершенства
Искать, болезненно грустя,
Ведь, это будет счастьем ложным —
Искать великое в ничтожном!
Не спутай, милое дитя,
Лишь призрак с истинным блаженством.

Луна, безжизненна планета,
Лучи нам ясные струит,
Но своего в ней нету света:
В ней свет, что солнце ей дарит.

Роса, что солнце отражает
И ярко на траве горит,
Так откровенно выражает,
Что свет не в ней самой сокрыт.

Она такой же вид имеет,
Как обыкновенная вода,
Сокрылось солнце и тогда
Она тотчас же потемнеет.

И семицветье исчезает—
Она уже не изумруд.
То солнца вдохновенный труд,
Когда она вокруг сияет.

И люди так, пока горит
Свеча Божественного света —
В них вдохновенье говорит
Устами пылкими поэта.

В груди — возвышенны порывы,
В устах — набатные призывы,
И в сердце мир святой и вера;
И нет для них нигде барьера,
Чтоб не могли преодолеть,
И даже мученика смерть
Спокойну душу не волнует.

Но, вдруг, неверья ветр подует,
И гаснет дивная свеча,
Тогда, быть может, сгоряча
Еще он миг просуществует,
Но уж летит топор с плеча —
Бесплодно дерево корчует.

Коль жизни нет, то лик бледнеет
И змеи соблазнов ползут,
Струи потоков, как мазут
И сердце быстро леденеет.

Что — человек?! Лишь пыль земная!
А сколько мыльных пузырей!
Покайся, изгнанник из рая,
К Отцу миров вернись скорей,
На крест распятого взирая.

Сентябрь 1978г.