Непропетая песня бабушки

Эх, пила бы всё и ела -
Впрок бы  наедалася!
Пока бы всё не надоело -
Всем бы наслаждалася!

Помню, милый завлекал -
Ажно спасу нету!
Что он мне не обещал -
Покамест не раздета!

Что он тольки не сулил
Мне - разделась чтобы…
Страсть мою во мне будил –
Мужицкая особа…

По развесила я уши –
Дура очумелая!
Он - рукою - трогал душу:
Отказать - не смела я…

Чуял, что я словно таю –
Никуда не денуся!
И в покое не оставил –
Покеда не разделася!

Опоил любви вином –
Разлилась по телу страсть!
Думала лишь об одном:
За таким-то – не пропасть!

Вся открылась в сладком сне –
Жарко обнимала!
Вся горела, как в огне –
Страсть меня сжигала!

Мой Ванюша щедрым был –
И днём и тёмной ночью…
На всю жизнь мне подарил
Двух сынов и дочку!

Помню, милый, о тебе –
Вон... растут ребята!
Что ж ты сгинул на войне?!
Чем я виновата?

Сорок первый, сорок первый
Год пришёл с бедой…
Разлучили с мужем верным -
Навсегда! войной…

Ах, Ванюша, друг мой милый,
Год сорок второй
Сделал Нюру - до могилы -
Верною… вдовой…

Не кручинься, друг-солдатка –
Родину спасал герой!
Выпью-ка браженки сладкой –
Ваня, будь же ты живой!

Наплюю-ка на повестку –
Родина умеет врать!
Где могила – неизвестно!
Ну, а я – умею ждать!..

Нет у «без вести» пощады –
Для меня и для детей…
Ты пропал под Ленинградом –
Средь болот ли, средь полей…

О местах былых сражений
Мало правды  говорят…
Столько было окружений!
Столько «без вести» лежат!

По бумагам – не забыты!
Неизвестным - памятник стоит!
А военкомы говорили: «Паразиты!
Власовцы! Не знаем - как убит!

На миру погибнуть было нужно!
Где, в каком бою – всё важно знать!..»
И на просьбы отвечали чуждо:
- Не обязаны вам помогать! -

Что же мне – ругать их матом?
Тех, кто мужа на войну забрали!
Как сказать троим ребятам,
Что их папу – потеряли!
 
Ох, горька печаль-кручина:
Жить в колхозе – одинокой - муки…
Знай, пропавший «без вести» мужчина –
Твои дети живы! И у тебя – есть внуки!

Ах, Ванюша… Долго я тебя ждала!
Пока могилку всё ж не отыскали…
Так солдаткой жизнь и прожила…
Твои дети – главные твои медали!..
27.06.15.
   
   Это было давно, когда мне было всего лет девять-десять. В деревеньке со смешным названием Пеньки, в Ивановской области. О чём на самом деле говорили тогда между собой две овдовевшие в войну женщины я, признаться, помню неточно… И какие именно пели частушки – тоже. Но помню само настроение солдаток, решивших скромно отметить праздник вдвоём – наедине со своими воспоминаниями и переживаниями. Они и хотели бы повеселиться, да не очень-то получалось – слишком много выпало на их долю всякого-разного, где горестного было гораздо больше, чем радостного…

- Ох, Нюрок! Как жись-то пролетела незаметны!.. Вчарась  ишшо бытто женихались… А ноне… и смотреть на себя тошно!
- Так и не смотри на себя! И на меня не смотри! Нешто мы друг на дружку не нагляделись ишшо? На мнучат своих смотри – это куды как радостнее! Вот он – городской-то твой,.. сидит, пришипился…
   Баба Анна сидела в своей избе, на крохотной кухоньке, возле стола.  Она сидела так, что взгляд её был обращён неизвестно куда: не в окно, из которого было видно крыльцо, а,.. то ли поверх старенького буфета, в угол,.. то ли в сам буфет, рассматривая в нём незнамо что,.. то ли на свою подругу, тоже Нюру, но Орлову… На столе стояла наполовину выпитая бутылка с жидкостью жёлто-молочного цвета, именуемая брагой (это бросилось в глаза в первую очередь – выпивают!) и нехитрая закуска.
 - Ой, Сан`юшка! Ты-то како здеся оказалси-то?! Мы ж думам - ты гуляшь… на улочке! А ты – тута вертисся! Кады и заск`очить успял?! Пострел эдакой! Али поись захотел?! Проходь-проходь к столу-то! Бяри, не стесняйси! Што глянятся на столе-то – то и бяри! Картопля вот с огурчикам малосолымя! С помядоркам, с лучком зялёнам! Хлебушок вон нарезан!.. Ляшша жарёного не хошь ли?! Свежайшай! Генаха-сынок с рыбалки приташшил! С утрешнай! Бяри! С рёбрышков – на-ка, вота! Там косточков  мелких няма, а большие я обрала, чай! А бы елося табе!
Ты на нас - товарок – не гляди! Внимания-то не обрашшай! Мы малость гулям седни! Праздник ноне – Спасов день! Вота мы и встренулисся! Так шты на нас не сярчай! Не шибко часто мы собирамся-то! И хотели ба, да некады всё! А в прадник-те, как не посидеть-то?! Верно, Нюраха?! –
    Мне так нравился их деревенский окающий говор, с его особой певучестью, с этими ишшо и другими странными словечками, с непривычными для уха ударениями, отчего слова становились растянутыми; со словами, в которых некоторые гласные или согласные буквы были как бы "проглочены" – слушал бы и слушал!
- Ды что ты, чудн`а?! Нешто он малой?! Што ты звинясси-те?! Сидим – выпивам! Что с того?!
- Дык, не нашенскай жа – с городу всё жа! Зачем портить робёнка?!
- Эва - портить?! Чем жа мы ёво портим?! А, Сашуль?! Чёво мы тута спели счас?!
- Да Вы пойте-пойте! Я не мешаю! Я послушаю только!
- От! Послушат он!.. А коли мы выругамси нячаянно?! Нешто потом и не приедяшь больше, к бабке-те?!
    А у любимой бабули от выпитой немножко бражки смешно розовели щёчки и носик сделался красным-красным, как у Деда Мороза.
- Так, это… чудак… он у меня всегда сразу краснеет – вино в лицо ударят!
- Тебе ударяет, а чудаком называешь меня! Почему?
- Дык, чудак ты человек! Мы часто ту-та друг дружку чудаками называм! И никто за это ни на кого не обижацца! Правда, Нюраха?!
    Приезжавший на недельку погостить у своей матери отец оставил меня до конца летних каникул у бабушки. Вот и ловил я своим детским ухом странные слова: чу, ишшо, ПлёсО, картопля, зялёнай и тому подобные… Да что уж там говорить обо мне, приехавшим из другой области (Горьковской, где мы и сами, как позднее выяснилось, смешно говорили пЯтнадцать, девЯтнадцать) если деревенским ребятишкам даже ивановские пацаны (из самого Иваново) казались акающими! А меня они совсем затюкали тогда:
- Эк и смешно жа вы гОвОрит`Ё - кАгда, патаму, паехали, пасматрели! Энто жО неверно! ТакМО-то и не пишут даЖО! Самот-ко подумай, почАтай-кО…  П`ошто ухо-то табе не режот? МОсква – она и есь МОсква, а не Масква вашенска!

Спрашивается:
Как же было не влюбиться в эту ПОГАНУЮ жизнь, имея ТАКУЮ бабушку?!!