Верую!

***
Эх, не пришпилить никак к изголовью кровати.
Разве — фотографию? Да и то — пошло.
Кошкой тоска щелками щурится на полатях.
Тошно.
Еще не Была. Так, у окна только отметилась.
Распахни настежь — увидишь мои звезды.
Старшая Мать не звала. Сама ночью ей встретилась.
Поздно.
И на собак сама в подворотнях лаяла,
Где с придыханием, где подвывала скупо.
Мое же дитя меня полинялой охаяло.
Глупо.
Стерла ногами города пол бетонный –
По кабакам ночью тебя шарила пьяным.
Да видно путь один безумным поэтам бездомным
— К маме.
Это под утро солнце славой моей всходило,
Ночью тенялось во мраке беззвучным эхом.
Эх, потешались вволю, мол, дура! Кого любила!
Грех вам.
Великим постом веки смежала сердцу.
Крестилась фигой, а сердце рвалось молитвой.
Душу — тебе. А куда ж потом без нее деться?
Бритвой?
Гением звали. Лучше бы звали шлюхой.
Не одарил Господь — наказал проклятием.
Не плоть, сердце сплошное болью и правдой бухает
Под платьем.
Не обвенчаться! Нету такого храма,
Где бы тебя обвенчали с другой на удачу!
Чертовым рогом явлюсь! Не позволю!.. Я не ругаюсь, мама,
Плачу...
Осведомитель, человек черный, городовой сердца
Шепчет, мол, озлись, подними гнева плети!
Глазами раны очищу, глазами! И голосу не дам прорезаться!
Верьте!
Верьте, поэты живут и жизни, не только поэмы в строках,
Где зарифмованы боль, униженья, разлуки, паденья, мат.
И вряд ли у них в финале пьесы есть перед Господом Богом
Блат.
... В исповедальне поп давно уже дремлет со скуки —
Не переслушать меня, да все мелочевка одна.
Летаю, батюшка, хоть вместо крыльев — руки.
Грешна.
А в изголовье, где у других алтарь иль лампада —
Смертный и грешный. Был. И то — прогнала ведь.
Бог есть любовь? Так а я про что? И то надо
В этого, который Любовь — верить.
... Город оскалом ночи в затылок дышит.
Ночь, Пустоту, Любовь какой мерить мерою?
Горит окно луною. Зубы стисну, авось не услышит:
— Верую. В тебя, любовь моя, верую.