Свесилось четыре абажура...

Свесилось четыре абажура
С полинялых выцветших небес.
В чёрном фраке ветхого велюра
Самбу на карнизе пляшет бес.
На две части разломили жизни,
На две жизни хлеб свой разломив.
Синевою, словно кровью брызнет
Это небо, древнее, как миф.
А в мешке моем, как камень, сердце.
А в груди моей — осколок льда.
Нам без воздуха не разгореться…
Пьяным нам — и горе не беда…
Осветило жертвенник рассветом.
Опалило брови мне огнем.
Я живу лишь ночью и лишь летом.
Я мертва зимой и ясным днем.
Не постичь рассудком бесконечность.
Не постичь сожжённых криком лет.
Не познать секунды быстротечность.
Никогда. Неправда. Не с кем. Нет.
Протруби заутреннюю горлом.
Разожги глазами дух огня.
Не крадись во тьме трусливым вором.
Научись. И научи меня.
Напиши две книжки. Лучше — в рифму.
Дом построй. А лучше все же храм.
В жёны не меня возьми, а Нимфу.
Залечи похмелье — горечь ран.
Трещина между мирами. Солнце
Только задремало. А во сне
Только лишь одно мое оконце
Светится ему. Да только мне
Свесилось четыре абажура
С полинялых выцветших небес.
Я во фраке ветхого велюра.
Без тебя. Без солнца… Наотрез
Отказаться от греха не может
Тот, кому названье — человек.
Твое тело мою душу гложет.
Ночь. Июль. Еще двадцатые век.