Приданое

В камышах просохли почки,

Зацвели каштаны в Тусе

Плачет розовая дочка

Благородного Фирдуси:

"Больше куклы мне не снятся -

Женихи густой толпою

У дверей моих теснятся,

Как бараны к водопою.

Вы, надеюсь, мне дадите

Одного назвать желанным.

Уважаемый родитель,

Как дела с моим приданым?"

Отвечает пылкой дочке

Добродетельный Фирдуси:

"На деревьях взбухли почки,

В облаках курлычут гуси.

В вашем сердце полной чашей

Ходит паводок весенний,

Но, увы, к несчастью ваши

Справедливы опасенья.

В нашей бочке мерка риса,

Да и то еще едва ли

Мы куда бедней, чем крыса,

Что живет у нас в подвале.

Но уймите, дочь, досаду,

Не горюйте слишком рано.

Завтра утром в засаду

За сказания Ирана.

За богов и за героев,

За сраженье и победы.

И старания утроив,

Их закончу до обеда.

Чтобы вился стих чудесный

Легким золотом по черни,

Чтобы шах прекрасной песней

Насладился в час вечерний.

Шах прочтет и с караваном

Круглых войлочных верблюдов

Нам пришлет цветные ткани

И серебряные блюда.

Шелк и бисерные нити,

И мускат с имбирем пряным

И тогда кого хотите

Назовете вы желанным."

В тростниках размокли кочки,

Отцвели каштана в Тусе.

И опять стучится дочка

К благородному Фирдуси:

"Третий месяц вы не спите

За своим занятьем странным.

Уважаемый родитель,

Как дела с моим приданым?

Поглядевши как пылает

Огонек у вас ночами,

Все соседи пожимают

Угловатыми плечами."

Отвечает пылкой дочке

Рассудительный Фирдуси:

"На деревьях мерзнут почки,

В облаках умолкли гуси,

Труд - глубокая криница.

Зачерпнул я влаги мало

И алмазов на страницах

Лишь немного заблистало.

Не волнуйтесь, подождите.

Год я буду неустанным

И тогда кого хотите

Назовете вы желанным."

Через год просохли кочки,

Зацвели каштаны в Тусе

И опять стучится дочка

К терпеливому Фирдуси.

"Где же бисерные нити

И мускат с имбирем пряным?

Уважаемый родитель,

Как дела с моим приданым?

Женихов толпа устала

Ожиданием томиться.

Иль опять алмазов мало

Заблистало на страницах?"

Отвечает гневной дочке

Опечаленный Фирдуси:

"Поглядите в эти строчки.

Я за труд взялся не труся,

Но должны еще чудесней

Быть завязки приключений,

Чтобы шах прекрасной песней

Насладился в час вечерний.

Не волнуйтесь, подождите,

Разве каплет над Ираном?

Будет день - кого хотите

Назовете вы желанным".

Баня старая закрылась

И открылся новый рынок,

На макушке засветилась

Тюбетейка из сединок.

Чуть ползет перо поэта

И поскрипывает тише,

Чередой проходят лета,

Дочка ждет, Фирдуси пишет.

В тростниках размокли кочки,

Отцвели каштана в Тусе.

Вновь стучится злая дочка

К одряхлевшему Фирдуси:

"Жизнь прошла, а вы сидите

Над писаньем окаянным.

Уважаемый родитель,

Как дела с моим приданым?

Вы как заяц поседели,

Стали злым и желтоносым,

Вы над песней просидели

Двадцать зим и двадцать весен.

Двадцать раз любили гуси,

Двадцать раз взбухали почки.

Вы оставили, Фирдуси,

В старых девах вашу дочку."

"Будут груши, будут фиги

И халаты, и рубахи.

Я вчера окончил книгу

И с купцом отправил шаху,

Холм песчаный не остынет

За дорожным поворотом -

Тридцати странников пустыни

Подойдут к моим воротам."

Посреди придворных, близких

Шах сидел в своем серале.

С ним лежали одалиски

И скопцы ему играли.

Шах глядел как пляшут триста

Юных дев и бровью двигал.

Переписанную чисто

Звездочет приносит книгу:

"Шаху прислан дар поэтом,

Стихотворцем поседелым.

Шах сказал: "Ну разве это

Государственное дело?

Я пришел к моим невестам,

Я сижу в моем гареме.

Здесь читать совсем не место

И писать совсем не время.

Я потом прочту записки,

Не большая в том утрата."

Улыбнулись одалиски,

Захихикали кастраты.

В тростниках просохли кочки,

Зацвели каштаны в Тусе.

Кличет сгорбленную дочку

Добродетельный Фирдуси:

"Сослужите службу ныне

Старику, что видит худо.

Не идут ли по долине

Тридцать войлочных верблюдов?"

"Не бегут к дороге дети,

Колокольцы не бренчали.

В поле только легкий ветер

Разметает прах песчаный".

На деревьях мерзнут почки,

В облаках умолкли гуси

И опять взывает к дочке

Опечаленный Фирдуси:

"Я сквозь бельма старец древний

Вижу мир, как рыба в тине.

Не стоит ли у деревни

Тридцать странников пустыни?"

"Не бегут к дороге дети,

Колокольцы не бренчали.

В поле только легкий ветер

Разметает прах песчаный".

Вот посол, пестро одетый,

Все дома обходит в Тусе:

"Где живет звезда поэтов,

Ослепительный Фирдуси?

Вьется стих его чудесный

Легким золотом по черни.

Падишах прекрасной песней

Насладился в час вечерний.

Шах в дворце своем и ныне.

Он прислал певцу оттуда

Тридцать странников пустыни,

Тридцать войлочных верблюдов.

Ткани солнечного цвета,

Полосатые бурнусы...

Где живет звезда поэтов

Ослепительный Фирдуси?"

Стон верблюдов горбоносых

У ворот восточных где-то,

А из западных выносят

Тело старого поэта.

Бормоча и приседая,

Как рассохшаяся бочка,

Караван встречать седая

На крыльцо выходит дочка:

"Ах, медлительные люди,

Вы немножко опоздали.

Мой отец носить не будет

Ни халатов, ни сандалей,

Если сшитые иголкой

Платья нашивал он прежде,

То теперь он носит только

Деревянные одежды.

Если раньше в жажде горькой

Из ручья черпал рукою,

То теперь он любит только

Воду вечного покоя.

Мой жених крылами чертит

Страшный след на поле бранном,

Джина близкой-близкой смерти

Я зову своим желанным.

Он просить за мной не будет

Ни халатов, ни сандалий.

Ах, медлительные люди,

ы немножко опоздали..."
Встал над Тусом вечер синий
И гурьбой идут оттуда

Тридцать странников пустыни,

Тридцать войлочных верблюдов.