По старым следам

  Меня отлучали от самых любимых, давили, травили, приговорили.
  В торгах конкуренций всем миром бандитским в "охоте на ведьм" проводили зачистки.
  И заживо вбитая в клетки больниц, спасенья ждала от Печерских божниц,
  С душой, перебитой фашистской махиной, рыночной бойней, окопным режимом.
  В пыточных правящих иллюминатов, под психотронным надзором гестапо
  Ещё не забыла как билась любовь о прутья решётки, разбитая в кровь.
  Как ртом обгоревшим напрасно звала, и как пострижения долго ждала.
  Душа одинокая бродит теперь по старым следам, по дорогам потерь,
  И жжёт маяки, и на помощь зовёт, но только навстречу никто не идёт.
  Лишь шепчутся волны в объятьях с ветрами, скрывая от взглядов седыми ночами
  В горячих туманах все раны души, что камнем на дно за собой повели.
  Проходят года, забывается всё, и даже любимое это лицо,
  Что в памяти, мне улыбаясь с иконы, живёт, разрушая земные законы,
  И громом небесным, сметая руины, гремит о любви как о дне Хиросимы,
  К груди подступая высокой волной в горячих объятьях девчонкой смешной.
  Что все эти войны, что власть и богатства  в сравненьи с моим неуживчивым счастьем?
  Сквозь годы тебя дозываясь, хриплю свой SOS безответный в библейскую мглу.
  Но годы, теряясь в холодной дали, в седые туманы тебя увели.
  В тот праздничный вечер никто не пришёл, лишь дождь по пустынной дороге прошёл.
  С тех пор это время галопом пошло, и я забываю родное лицо.
  О нём временами поют журавли, и в далях печерских звонят звонари,
  И злыми аккордами в сердце хрипят о том, как влюбилась я в голос и взгляд,
  Во все колокольные громы гремя, чтоб снова с небес дожидаться звонка,
  И всё за такое свиданье отдать и где-то на небе от счастья рыдать.
 
  Une vie d'amour que l'on s'etait juree et que le temps a desarticulee
  Jour apres jour blesse mes pensees tant des mots d'amour en nos coeurs etouffes...

    Но чёрным пожаром запёкся рассвет, когда прогремели мне пушки в ответ,
    О вечной любви роковой приговор как в грудь - автоматным разрядом в упор.
    И с горя иконы от слёз почернели, и колокола о войне прогремели
    В стоглавой золе как безумные птицы, уставшие в злые заглядывать лица,
    Напрасно искать и выпрашивать Бога на паперти нищей, бесправной, убогой,-
    У встречных, у пришлых, у добрых, у умных - в объятья своих одиночеств безумных,
    В судах трибуналов, где слепну от слёз, где мечется мой умирающий SOS,
    Срывая плотины, сбивая преграды, мой Бог, мой мучитель, из боли и ада,-
    Живой воскресая из недр распятья, куда загоняют всей правящей знатью.
    Какой приговор и какую судьбу на этой войне я ещё прокляну?
   
    Под ураганом, под смерчем, под градом, где в небе проклятьем гремит канонада
    Над бездной, манящей в холодную мглу с тоской Эвридики в подвальном аду.
    По-волчьи от боли и ран озираясь, на крик-огрызаясь, на шорох-взрываясь
    В миру, превращённом в Голгофу позора под зорким конвоем расправ и погромов,
    Где до приговора - какая-то малость в миру, где и веры уже не осталось
    От войн и расправ, от предательств властей в "охотах на ведьм" под курком палачей,
    В концлагерном гетто на Страшном Суде, где власти назначили корчиться мне
    В объятьях Иуды  как в адском костре, в кровавых разборках, в грызне и   резне,
    Где всё отберут и на паперть погонят пушечным мясом - под "грады" на бойню,   
    В удавку концлагерных душегубов, правящих боссов, где всё позабуду:
    И веру, и Бога, и счастье своё, и это когда-то родное лицо,
    И голос, и взгляд, у икон освящённый, что я берегла от любви отлучённой.
    Лишь колокол будет сквозь вечный бедлам оплакивать душу по старым следам.