Однажды вдруг подумалось мне
Антоним кораблю, наверно – мель.
Синоним же всей странной жизни нашей,
Как ни постыдно, видимо, бордель.
И бывшим завсегдатаем рискну я
Сказать, нисколько слова не стыдясь,
Что было всё похоже на пивную,
Где женщины в небрежных поцелуях,
В коварстве блага часто шли на вязь.
И может, потому на жизнь чихая,
Где были хамы, и ворьё друзья,
Бросал всех тех, в ком не нашёл греха я,
И тех любил, кого любить нельзя.
И в этом полусонье разговора,
Взывая к Богу, как на алтаре,
Я лошадью, не дёванною в шоры*,
Боялся вкруг себя на мир смотреть.
Я не встречал дух крепче, чем в убогих,
Но слышал то, что каждый нёс в груди:
Себя к кресту мы можем пригвоздить,
Но крест в себе нести дано не многим.
Сегодня же я, как поэт, в расцвете,
И большей мне, поверь, услады нет.
Но сколько силы может быть в поэте,
Когда он пониманьем не согрет.
Но прежде, чем во мне погаснет солнце,
Скажу я всем, чтоб помнил друг, и враг -
«Поэт не любит женщин как придётся,
А родину не любит кое-как».
Свидетельство о публикации №114080906071