Я помню дни...

Я помню дни сурового начала,
Когда Америка загадочно встречала
Страдальцев-беженцев из Северной земли,
Свобода и покой которых привлекли
В далекие края за Тихим океаном
В столицу Калифорнии таким огромным станом.

Усталые от многих треволнений
Всех возрастов и множества течений
Сошлись, слетелись в город Сакраменто,
Не упустившие счастливого момента.

Остались там, кто пальцем нам грозили,
Когда мешки на поезд мы грузили,
Кто ждал, что мы провалимся с затеей,
Об эмиграции и думать не хотели.

Чрез пару лет и к ним пришло прозренье:
"Увы, друзья, сменили мы решенье,
Пришлите вызов, тошно здесь в России —
Насмешники в смирении просили".

А те, кто были сердцем помудрее,
Сменили тактику как можно побыстрее:
Кто смелым в Коми стал миссионером,
А кто стал странником иль Коммивояжером.,

Гоняет каждые полгода в Новый Свет,
А прилетит и сразу: "Денег нет...
Нужна нам помощь ваша позарез,
Я перед выездом в долгие большие влез,
Чтоб к вам приехать, братья, сколько есть
Я все возьму, я все могу понесть.

Хотя сносить я, братья, малый спец
Ошибки, промахи неопытных овец.
В другом я, братья, прямо-таки дюж:
Я унесу любой подаренный мне куш".

Итак, мы здесь уже почти 5 лет—
Кто влез в хомут, а кто еще все нет,
Все дышит велфера приятной атмосферой,
Доволен малыми: и кошельком, и верой.

Упорно учит как картавить"эр"
И некоторым служит как пример.
А те, кто отдал все колхозу и Советам,
Чуть тепл и с виду бледно серым цветом —
Ушли на пенсию, тихонько поживают,
Рыбачат удочкой и церковь посещают.

На первый взгляд как будто все в порядке,
Идет все ровненько, спокойненько и гладко,
Всего навалом: ешь душа и пей,
Порхай по веточкам как вольный соловей.

Но искушения и здесь подстерегают,
И стрелы дьявола и в Калифорнии летают,
В саду не плачут наши Магдалины,
Пьют грех, смеются часто без причины,
Амнон Бродвеем вечером гуляет,
А Лот по-прежнему в душе своей стенает.

Бросая взгляд на жизнь ретроспективный,
Я вижу несколько поступков позитивных.

Во-первых, года три тому у нас в столице
Народу съехалось, что негде помолиться,
Китайская и Фримонт затрещали,
И братья старшие собрались и сказали:
"Нам надо срочно что-то предпринять—
Снять больший рент иль церковь покупать.

И тут-то братьев мненья разделились,
Одни за рент—на Fair Oaks пустились,
А мы решили зданье покупать,
Нашли — и стали письма рассылать.

С надеждой, что друзья нам все помогут,
Мы разослали писем очень много,
И стали ждать, дыханье затаив...
Нас шок ударил, письма получив.

Иная церковь доллар или два
Кладет в конверт, прислюненный едва,
Наверно думали, что это дядя шутит,
Или по своему, по-русски что-то мутит, —
Положим доллар пастору в конверт,
Пусть что-нибудь там купит на десерт.

Всерьез нас Дикий Запад не принял,
Как результат—и денег нам не дал.
Сто тысяч, правда, Павел Димитраж
Хотел добыть, но это был мираж.
Он по сей день маячит впереди
И Fair Oakcy нервы бередит.

Но одна церковь очень была близко.
И кто б вы думали?
То церковь Сан-Франциско.
Три тысячи долларов нам прислали,
Как блок фундамента
Под церковь нам поклали.
Однофамилец украинского поэта
И все вы, братья, сделали нам это,
Пусть Бог вас щедрою рукой благословит,
Воздаст в 100 крат и счастьем наградит.

Еще мы тысячу канадских получили,
И все на том, как будто все почили.
Едва смогли мы марки окупить
На те доллары, что успели получить.
Но Бог чудесный чудо сотворил —
Народ Господень дом свой получил,
Две с половиной собираются на Watt
Два года с половиною подряд.

И все хороший получили мы урок:
Окроме Господа никто нам не помог,
Лишь наша скромная подруга десятина
Нас вывела из рента карантина.

И наше с вами чистое сознанье
Стоять за истину в минуты испытанья, —
Большою прибылью сегодня обернулось,
Иначе мы бы так не развернулись.

Со дня рожденья наша церковь ставит
На первом месте дружбу и единство;
От разделенцев пусть нас Бог избавит,
Как Он избавил Гадару от свинства.

Все наше доброе в одно давайте сложим
И станет сильным то, что было слабым.
Не в одиночку — сообща мы сможем
Решать дела огромного масштаба.

20.07.1994