Без названия

Войска гордо отступают на задний план,
На этом поле боя взойдет овёс,
А я опять опускаю глаза в стакан,
И это ощущение доводит до слёз.

И чьи-то нежные руки меня тянут на дно,
И – если попросят – я выключу свет.
Я пью до упада и мне всё равно,
Кто будет платить за этот банкет.


Бездумный порох для странной охоты
Я храню в коробке из-под острых приправ,
А ножи – как символ домашней работы,
Можно видеть отсюда, немного привстав.

Памятник всем, стреляющим мимо
Становится выше день за днем,
А странная связь между домом и дымом
Находится между котлом и огнем.


Во всем доме пусто, народ где-то бродит,
Требует зрелищ и пробует хлеб.
Последнее время безнадежно уходит,
Последнее пространство – вот-вот сойдет на нет.

Сделав из мантии портянки на зиму,
Беру лопату и иду в огород.
А если будешь рядом, проездом из Рима,
Взгляни, какая капуста растет.


Оглушительный всплеск раздается над миром.
Это бабушки прячут вилы в воде.
Сверхмногозначность командует пиром,
И связь не находит никто и нигде.

А мы - всё рисуем, а мы - всё играем,
Надеясь, что мир спасёт красота.
И странную связь между адом и раем
Находим где-то внизу живота.


А замочные скважины многих дверей
Уже смазаны маслом, и дело – за мной.
 Купив шелк на парус, как Артур Грэй,
Я выбираю, повернувшись к дверям спиной.

И я полагаю, что завтра неизбежно
Судьба крикнет мне, что готовы ключи.
И это прозвучит так забавно и нежно,
Как томный вздох педераста в ночи.


Войска хмуро маршируют, поплевывая в пыль.
Сдерживая слезы, я смеюсь им вслед.
Поток сознания бурлит только в мертвый штиль,
А если нет потока, то сознания нет.

У этой песни нет конца и начала,
Ни названья, ни эпиграфа, ни пользы для дам,
И если спросишь: Для кого же она прозвучала?
Я отвечу: Мой друг! Ты же умный! Пойми это сам.