я, послание шакалам

«И вот я уже чувствую себя тощим, сгорбленным стариком. Кожа на моих руках вся покрыта пигментными пятнами, волосы совсем белы. Но нет в моей седине благородства. Я жалок. Я сам себе отвратителен. Я неузнаваем в таком обличье, но сам я точно знаю...нет, я помню, что был когда-то чем-то великим, колоссальным. Я вызывал восхищение, уважение и симпатию. Как же, когда же я это потерял? Кто отнял у меня это благо? Никто уже не различает в мутных моих глазах былого величия. Я разбит параличом презрения тех, кто бывало не смел поднять на меня глаз, кто в страхе замолкал в моём присутствии. Я сломлен у самого корня и с ужасом, с бессильным ужасом наблюдаю за тем, как трусливые крысы, почуяв кровь, осмелев, радуются над моим падением, добивают меня сильнее, пока не успели ещё обновиться, возродиться, словно легендарный феникс, из пепла души моей молодые побеги. Они так увлечённо стремятсся уничтожить меня, втоптать в жидкую грязь, в которой всегда выпачканы их собственные платья. Но жаль, не вникнуть им своими ограниченными мещанскими умишками в самую суть моего естества. Им никогда не осознать, не постичь смысла моих слов, поступков, и даже моих падений. "Я" моё вечно. Оно может быть заключено в любую оболочку. И будь я даже этот самый сгорбленный старик, моя немощь временна. И напрасно надеются они успеть во что бы то ни стало добить меня раньше, чем пройдёт срок моему отчаянию. Я могу лежать в грязи, терпеть наносимые мне побои, слушать их кровожадные вопли, но это отнюдь не значит, что я мёртв, что я сломан окончательно, что уже не подняться мне из зловонной жижи. Нет. Я накапливаю силы для решительного броска, чтобы, поднявшись, одним движением руки раскидать падальщиков. Только вот мой удар не просто собьёт их с ног. Я бью насмерть. И вся моя ярость, вся злость, накопившаяся во мне в минуты унижения, булыжниками отрикошетит в их мерзкие лица. А ничего кроме лиц-то у них и нет. Я же, при необходимости, сниму с себя кожу, вырву свои внутренности. И пусть даже один скелет останется от меня, но в каждой клетке этой костной ткани буду я. Поэтому "Я" вечно. Мне нет конца, и жизнь во мне бесконечна. И совсем скоро, совсем-совсем скоро отвратительный старик выпрямит спину, морщины на лице его разгладятся, глаза засверкают прежним безумным блеском, сквозь поры засияет угасшая было жизнь. Дайте только время, и я встану. Только и тогда вы меня не узнаете, потому что "Я" моё ещё и многолико. И я уже сейчас чувствую, что после страшного периода психологической летаргии, цикл начнется заново. Перерождение моё непредсказуемо, но я обещаю вам нечто грандиозное. Что за представление ждёт вас! Я буду творить зло во имя истины и безнаказанно! Ибо на моей стороне сам Бог, потому что зло это - кара, и оно справедливо. На моей стороне Дьявол, оттого что сей джентельмен любит веселье. Откроются шлюзы, поплывут потоки речной грязи, и пойдёт рубить гильотина с лёгкой моей руки. Только отрубленные ваши головы не вызовут ни у меня, ни у Господа улыбки торжества. Разве что Дьявол зальётся смехом. Ибо сие не есть месть, а есть возмездие, а рука моя не есть рука палача, а лишь орудие в божьих перстах да на потеху Дьяволу.»