Навеяно Караваджо

Мученичество Св. Урсулы

Чёрен морщинами обезьяны
Гунн… Что наделал твой гнутый лук! –
Красные струйки и луч из раны,
Платина к сердцу прижатых рук…

Страшно дремать, умирая стоя,
Веки сомкнув до скончанья век…
Слушай, Урсула, как лютни строит
Хор оперённый – на слух и свет…

Слушай, Урсула… Немного звука,
Платины мутной и голубой…
Это не ветер щекочет ухо –
Это Христос говорит с тобой.


Поклонение пастухов

Долго ль шли вы сюда, пастухи,
Где вы бросили ваши стада?
Два осла да соломы пуки –
И Мария, смугла, молода –

И не видит наморщенных лбов,
И не слышит скрипучих речей.
Деревянный бревенчатый кров
И младенчик, и кротость очей.

Пастухи поклониться пришли,
Но тревоги алеет хитон
В осветившемся чреве земли,
В содрогнувшемся сердце времён.


                *  *  *               

На пути к Эммаусу, в переулке каменном,
Где «Москвич» проржавленный и цветенье лип, –
Двое (чернолицые) хлопнули «по маленькой»,
Пятернёй нечистою утирая всхлип.

Первый – ругань выслушал и запел надтреснуто.
(Так сухая веточка, треснувши, поёт).
На пути к Эммаусу – двое неизвестные,
И один – как зарево, а другой – как лёд…

Жар, озноб ли, золото неба предвечернего –
Только б встретить третьего у «стекляшки»* той –
С драхмами, и хлЕбами, с пятачковой чернию,
С виноградной мёртвою и живой водой.

                * "стекляшка" - винный магазин


                Павлик

Павлик, сосед, обращённый Савл,
Что ты без чувств во дворе упал?

А над тобой – ликованье птиц,
Ангелов тесных, в шеломах лиц;

Дворник, лудильщик – и с чердака
Благословенье тебе – пурга...

Благоволенье к тебе – сугроб,
Дом лубяной, толоконный лоб.

Павлик, сосед, обращённый Савл,
Лучше бы снег за тебя упал...


                *  *  *

В пьянстве винили соседа – сосед был трезвый.
В кухне кухарка стучала большим ножом…
Нельзя же, как Караваджо, голову резать
рыбе –
и мину заботы хранить при том.

Нельзя обвинять, судить-рядить или хуже:
сонных котят топить в ведре без суда.
Вот Олоферна копна растеклась по луже, –
как ещё терпит такое земля? вода?..

Как ещё уголь не стал невесомым шлаком?:
красен в утробе его не сосуд – сосед...
Там, где стучали ножи – деревянным шагом
шествует Смерть – героиня, которой нет.