Почему, Эдик?

   Почему-то именно то февральское утро было особенно холодным и зловещим. Но, впрочем, это не помешало Эдику Звонареву проснуться в 5:40 утра, чтоб отправиться проходить практику в местной больнице…
   Сам Эдик (Эдуардом он был исключительно по паспорту) был студентом института физиологии. От  постоянного перечитывания анатомического атласа и огромных конспектов до глубокой ночи у него появились легкие посинения под  глазами; постоянная легкая небритость и определенная неряшливость были его главными внешними приметами, по которым его знал весь институт и не только. Еще бы, хоть выглядел он и специфично, но он делал операции в области висцеральной физиологии, что профессора и опытнейшие хирурги только руками разводили от удивления. Их поражал тот факт, что при весьма юном возрасте все операции под его руководством заканчивались успешно, а их было много как для студента.
   Но вернемся в то утро. На дворе было темно как в первичном рте. Именно это выражение употреблял Эдик  характеризуя любое зимнее утро в это время. Под свет шестидесяти ватной лампочки его опять клонило в сон, но он знал,  что этот день будет одним из самых важных в его жизни – он будет впервые проводить операцию в роли главного хирурга. Потому  он перебарывал сладкое состояние неведенья самыми разными способами: пил крепкий кофе, выходил на балкон практически в костюме Адама, а потом сразу в теплый душик, но ничего не помогало.  И только посмотрев на свой “Rolex” он по-настоящему  взбодрился. До его автобуса оставалось каких-то полчаса, а он не сдела зарядку, не позавтракал, а также не покормил свого любимого кота Листона…
   Назвал он так свого кота, потому что в тот день, когда он проходил практику по ампутации, и ему  приходилось все время пользоваться ампутационным ножом Листона. Практика была пройдена настолько успешно, что ему тот скальпель просто подарили. А при чем тут кот? Все очень просто: накануне ему подарили кота и никак не мог придумать ему имя: “Вася”, “Мурчик”, “Cнежок” и т.д он считал унизительными для таких благородных животных. И посмотрев на свой подарок уже вечером в удобном кресле его внезапно осенило.
   Именно это воспоминание проигрывалось в голове Звонарева в то утро, когда он кормил своего голубого британца…  Мысли о своем любимом котенке успокаивали его  и без того расшатанные нервы, а это было важно для того, чтоб ничего не забыть. На такое важное событие, впрочем как и на все другие, он взял тот подарочный нож. Это было его весьма странным, но талисманом.
    На свой автобус Эдик вскочил ¬¬¬¬¬¬¬¬в последний момент. Как обычно неряшливый студент занял свое любимое место, справа, у окна, и старенький желтый венгерский “Икарус” отчалил от остановки. Автобус ехал очень быстро, видимо по графику не успевал, а привычные молодому хирургу пейзажи пролетали,  как кадры, зафиксированные на хронофотографической камере. Мысли были только о том, как будут проходить последующие 6 часов – как будет выполнена операция. И сон одолел Эдуарда. Под плавный ход  “Икаруса” спалось очень хорошо, но не успев сделать во сне даже надреза, что-то произошло с управлением на повороте, и автобус продолжил ехать следующие метров 100 на боку. Страх, паника и хаос заполнили этот старый драндулед.  Крики, вопли, сорванные голоса женщин и мужчин передавали одно чувство – нежелание встретиться со смертью. Подсознание людей было заполнено только одной мыслью – остаться в живых и только…
   Остановку завершил единственный на всю фонарный столб…  Все это время доктор находился в зацепинении. Он первый встал и осмотрелся, что, где, как, почему и т.д...  На удивление, из пассажиров серьезно почти никто не пострадал: несколько людей получили перелом руки, а один – ноги, не считая бесчисленных ссадин  и царапин. Чего нельзя сказать о водителе. Стлкновение на боку с фонарным столбом раздробило ему кости правой ноги. Звонарев отказывался принимать реальность, думал, что это всего  на всего сон. Но суровый мороз и ужасная обстановка вернули ему сознание того, что надо использовать все, чему учили в меде…  После 15 минут после аварии одного из пассажиров отправили за помощью, а Эдуард начал оказывать первую помощь пострадавшим. С точки зрения хирурга было все ясно, но для них он был небожителем, который спустился с небес на грешную землю, чтоб помочь тем, кто боится, кто теряет рассудок, кто хочет выжить не взирая ни на что… Но вот очередь дошла до водителя… после длительного осмотра Эдик понял то, что отказывались принимать ни он, ни водитель. Для спасения его жизни нужна была немедленная ампутация. Тем временем прибыла помощь, но в виде простых людей, а не медиков, которые могли бы помочь этим несчастным намного существеннее. У них только были вата, бинт, спирт и местное обезболивающее. Стабильны были все кроме…
   Наконец-то Звонарев решился на операцию в суровых полевых условиях. Эдик в полном недоумении, кто заставил взять тот ампутационный нож… И вот все началось. После стандартных процедур (обезболивание, дезинфекция и т.д) началась самая ужасная и долгая часть операции. Крики водителя были настолько пронзительными, громкими, ужасающими и морально подавляющими, что молодой хирург чуть не оглох, пассажиры начали паниковать , а автор этих душераздирающих криков чуть не отбросил коньки от болевого шока, но желание жить было  сильней. Через эти ужасные крики и страдания прошло минут 20, которые для всех показались вечностью, но что самое ужасное, что скорой нет, милиции нет, зато паника присутствует вместо них.
   Война между хаосом, ужасом с одной стороны и желанием жить и побеждать смерть в отдельных эпизодах с другой, не прекращались ни на миг. Наконец-то приехали медики, но бедному водителю не далось обстоятельствами дольше держаться – началась эмболия – медленная неотвратимая смерть.
   - Спасибо вам доктор, спасибо за все! – воскликнул водитель.
   - Я сделал то, что считал правильным и выполнял свою работу – холодно ответил Эдик.
   - Никто не погиб из-за меня? – из последних сил прошептал он.
И после отрицательного  кивка головы водитель со слезами на глазах и еле уловимой улыбкой отошел в мир теней.
   Звонарев впервые увидел впервые смерть. Делал он все правильно, но травмы совместимы с жизнью не были.  Да и полевые условия дали о себе знать, когда «Листон» еле удерживался в замерзших дубовых пальцах, которые продолжали качественно выполнять ювелирную работу. Ужасно было состояние Эдуарда Звонарева, очень ужасно. Он взял емкость со спиртом, который остался после операции и в полном состоянии афекта, зацепенения и моральной подавленности он пошел куда-то вперед.
   Его никто не мог найти на протяжении нескольких суток и только на пятый день  его нашли будто бы спящим, окачаневшим от холода на снегу, с той же еле уловимой улыбкой, что и у водителя.