Прадедовское...

В 1958 году для меня стало большим открытием, что у моего деда есть "папа", то есть отец,
которого я стал называть "деда Ника", поскольку имя его было Никанор. И вот деда Ника и ба-
ба Муся стали жить с нами. Поскольку жили мы в Алма-Ате, деда Ника садился где-нибудь в тенёчек и что-то строгал, а получались у него ручки для пил и стамесок. Таких слов, как "эргономика" и "дизайн" я конечно тогда не знал, но изделия эти, видимо таким словам соот-
ветствовали, так как деда Ника носил их на базар. Баба Муся запомнилась мне тем, что постоянно сушила на алмаатинском солнце "гусинную перину". Перину надо было поднять на
крышу сарая, да ещё положить там на доски, так как сарай был покрыт толем, с которого в июле капала смола. Когда наступила осень, то деда Нику обязали брать меня с собой в баню,
где я впервые увидел большое колмчество голых мужиков, оцинкованные шайки, скользкие ка-
фельные полы в разводьях мыльной пены, краны с кипятком и услышал симфонию банных звуков,
нарушаемую восклицаниями от попадания кипятка на кожу. Там же я увидел на спине у делы Ники
большой шрам вдоль лопатки. Деда Ника намылил меня, поставил на мраморную скамью, дал в руки мочалку, сел на край скамьи ко мне спиной и сказал, чтоб я тёр ему спину. и я тёр, во-
зил мочалкой по спине, стараясь не задевать шрама.
После появления деда Ники я услышал много слов, которые раньше не употреблялись: нзпманы,
околхозивание, батьковщина, махновцы и тому подобное. Чаще стали лепить вареники с вищнями, а баба Муся говорила:"...что, в детстве Ваня за вареники с вишнями готов был читать Библию..."
Мне нравилось, когда по воскресеньям все садились за большой кухонный стол. Меня сажали рядом с дедом, и дед наливал мне маленькую рюмочку сливовой настойки из глиняного кувшина, а себе и деду Нике - по стаканчику. Деда Ника выпивал тёмно-красную настойку и потом обязательно вытирал платком свои белые усы и брови. Ели "полтавские" котлеты и жаренную баклажанную икру. Пили чай со сладкими затерушками. Я, конечно, не всегда понимал, о чём говорят взрослые, но кое-что запомнил. Дед часто спрашивал:" Папа, а зачем вы приглашали Махно на обед?" Деда Ника смотрел куда-то в окно, но потом отвечал:"Я не приглашал...он сам приезжал...ему наши котлеты нравились..."
Если же обед совсем удавался и настроение у всех было хорошее, то дед рассказывал
какую-нибудь байку из полтавского детства и спрашивал:"Так, папа?", или один из анекдотов, которых он помнил штук пять, например такой:
Во времена нэпа мальчики тряпичным мячом разбили Ивану Ивановичу стекло. Иван Иванович встречает мать одного из мальчиков, Руфу Абрамовну, и говорит ей:"Руфа Абрамовна, вы
знаете, что вчера ваш Ёся разбил моё оконное стекло?" Руфа Абрамовна отвечает:" Иван
Иванович, я как вас увидела, сразу поняла, что вы "антисемит"!"
Анекдот этот все уже слышали и улыбались из вежливости, а баба Муся добавляла:"Ростов всех портит..."
Прожили баба Муся и деда Ника почти по сто лет и умерли на Украине, а я и их помню, и анекдоты из детства.