Ностальгия

Залму Батырова.
                НОСТАЛЬГИЯ.
Аул Чох известен в горах Дагестана с древнейших времён. Среди уроженцев  этого села много славных имён и известных людей. Много знаменательных событий произошло здесь. У чохцев всегда были свои собственные обычаи, традиции и свои предводители, которые претворяли их в жизнь.
Вместе со своими учениками мы совершили поход на гору Гуниб по следам героических сражений под руководством имама Шамиля. Оттуда мы спустились в аул Чох, расположенный в самом центре Андалальской земли. Это было очень удачное путешествие.
В чохе я встретилась со своей однокурсницей Курбанай.  Очень эрудированная. Хорошо знающая историю своего края, Курбанай, рассказала нам, как было разрушено  село Чох,  рассказала про наиба Шамиля Мусу Хаджияв (Инкав Хаджияв)*. Она же познакомила нас с Шихмагомедом, жителем села, который рассказал нам много интересного об исторических событиях, произошедших в их ауле.
На меня самое сильное впечатление   произвёл рассказ о судьбе Аминат, дочери Инкав Хаджиява и жены сына Шамиля Магомедшапи. Посетили мы и могилу Аминат на сельском кладбище, увидели мечеть, названную её именем, которую односельчане построили в память о ней.

* Инкав (гIинкъав) – глухой, слабослышащий.











Я рассказать хочу, читатель дорогой,
О том, что было много лет назад,
О грустной доле девушки одной,
Невестке пленного имама Аминат.

О том, как вял цветок в чужих краях,
Как слёзы истощились, высох стан,
Как перед смертью у несчастной на губах
Одно лишь слово слышалось   -  «Ватан».

 ПЕРВОЕ ПИСЬМО АМИНАТ.

Как же я тоскую, мама дорогая,
По тебе и по отцу, по родным краям!
От мизинцев до макушки грусть во мне такая,
Что  порой мне кажется, умираю  я.

Ломит голову от дум, горьких и унылых.
Все они ведут туда, где Кавказ родной.
Дни, как стая журавлей, растянулись клином.
Но не слышно клёкота в веренице той.

Моё сердце на чужбине   так  истосковалось
По берёзам нашим тонким, песням соловья,
По орлам  и  речкам бурным,  по отвесным скалам.
Даже грубый рёв скотины вспоминаю я.



Дом родительский ночами беспрерывно   снится
И веранда в чудном блеске солнечных оков,
Стойких горцев и горянок волевые лица,
Стены саклей, перебитых  пулями врагов.

На горе Гунибской нашей, где растут берёзы,
Где враги пленили свёкра, где измены след,
Все цветы поникли разом  и иссякли слёзы,
От печали даже скалы изменили цвет.

В силах ли  теперь для горцев возродить аулы?
Может быть, развалин груды жизнь ещё таят.
Или всё навек сгубило вражеское дуло?
Как же я хочу увидеть милые края!

В северной столице, мама, есть чем  насладиться.
Столько яств, напитков разных на моих столах…
Мне бы жареные зёрна  и воды напиться
Очень чистой и прохладной, что течёт в горах.


ВТОРОЕ ПИСЬМО АМИНАТ.

Ничего не делаю.  И на сердце рана.
Лишь одна отрада – письма вам писать.
На душе так тяжко. Эхо Дагестана
Каждый раз пытаюсь я во сне поймать.


Словно арестантка здесь я, на чужбине.
У окна тоскую. Мужу веселей –
Служит в русском войске.  А ведь царь повинен
В  том, что потускнели цепи наших дней.

Мужу легче, знает ведь язык он местный.
Есть дела какие-то, чем-то  занят ум.
Я  же, как волчонок дикий, бессловесный.
С каждым днём всё хуже от печальных дум.

Я прошу Аллаха грусть мою убавить,
Ежедневно делаю в нужный час намаз.
Каждый раз Всевышнего я молю, рыдая,
Чтоб опять на родину возвратил он нас.

Я живу в достатке,  дом у нас  красивый.
Но ничто не мило сердцу моему.
Ведь не это нужно, чтобы быть счастливой.
Тех, кто так не думает, вряд ли я пойму.



ТРЕТЬЕ ПИСЬМО АМИНАТ.

Привет, мой Дагестан! Аварский край, привет!
Я маленький цветок, что рос в твоих ладонях.
Привет, небесный цвет, прекрасный синий цвет.
Я птичка, что со сломанным крылом лежит и стонет.

Здесь, в городе Петра  живу я, словно  тень.
Тоскую в той же комнате, сижу у тех  же окон.
На службе Магомедшапи проводит целый день.
И  я почти всегда одна. Наш дом как будто   кокон.

И всё, что  за окном, не радует мой глаз.
Ничто не привлекает  там, увы, моё внимание.
И люди, что проходят мимо, смотрят каждый раз
На согнутую тень мою  с глухим   непониманием.

Они и я, как день и ночь,  как осень и весна.
Ничуть не веселят меня их  шумные забавы.
Я лучше буду вам писать и тосковать одна.
Уж очень разные у нас привычки, мысли, нравы.

Здесь, мама,  дни тусклы,  и  ночи не темны.
А  для меня же рай в горах, где солнце к людям ближе.
О Дагестане дорогом мне часто снятся сны.
Умру легко, лишь только снова  я  его увижу.



ПИСЬМО МАТЕРИ.

Ты избалована безмерной нежностью отца,
Терзаешься в плену своих желаний.
Сними же маску скорбную с прекрасного лица,
Прими же волю Бога без роптаний.

Прими, моё сокровище, достойно то, что есть.
И без конца печалиться не надо.
Унылая, ты можешь скоро  мужу надоесть,
И в отношениях появится прохлада.

Я  знаю, что тебе, моя родная, нелегко.
Но не грусти, такая, видно, доля.
Судьба тебя забросила, конечно, далеко.
Но надо подчиниться Божьей воле.

Печалью бесконечной своё сердце не томи.
Отбрось подальше груз тоски излишней.
И что бы ни случилось, с благодарностью прими.
Пусть, доченька, хранит тебя  Всевышний.


Печально протекала жизнь Аминат в Петербурге. Её муж Магомедшапи, сын имама Шамиля служил в царской армии и не мог проводить с ней много времени. Иногда он ездил в длительные командировки. Когда Аминат оставалась подолгу одна, она чувствовала себя маленьким орлёнком, лишённым полёта, или маленькой ланью, посаженной в клетку. Ей было так одиноко. Утешение находила она лишь в слезах. 

МАГОМЕДШАПИ И АМИНАТ.
 АМИНАТ.
Моё сердце, как бокал, треснувший по кругу.
Горечь льётся через край, и тоска на дне.
Лишь тогда придёт конец этому недугу,
Когда солнышко в горах улыбнётся мне.

С каждым днём дышать трудней. Воздуха так мало.
Будто нож натёрли ядом и вонзили в грудь.
Хоть не занята ничем, но я так устала.
Мать с отцом увидеть рядом мне б когда-нибудь.

Все мечты поникли вдруг, крылья опустили.
Жизнь моя, как невесёлый монотонный стих.
Полчища тяжёлых дум мозг загромоздили.
Как же, Магомедшапи, убежать от них?

Дни стекаются ручьями в озеро печали.
Я живу как в тёмном царстве, словно под водой.
Не привыкнуть никогда сердцу к этой дали.
Всё мечтаю возвратиться  в Дагестан родной.

МАГОМЕДШАПИ.

Эх, подневольные мы люди, Аминат.
Не забывай об этом, милая моя.
И я ведь тоже был бы очень рад
Вновь повидать родимые края.

Вот стать бы мне незримою стрелой.
Вот скинуть бы невидимый аркан,
Тогда бы улетели мы с тобой
В наш горный Дагестан.

Я тот, кто шёл по краю и упал.
Я сын имама пленного, пойми.
Я словно зверь, все раны зализал.
А ты их бередишь… Ну не томи!

Мы все чего-то жаждем. Не  всегда
Сбываются желания, поверь.
Смирись же с тем, что есть, пока беда
Не отворила настежь нашу дверь.

АМИНАТ.
Разлука колет сердце  болью острой.
Так хочется родных своих обнять.
Тебе моих мучений не понять,
Ведь здесь твои отец, и брат, и сёстры…

МАГОМЕДШАПИ.
Любимая, стараюсь вникнуть в суть.
И  брат твой, навестит, возможно, нас.
А ты мне улыбнись, хотя б чуть-чуть.
Соскучился по блеску твоих глаз.

ЧЕТВЁРТОЕ ПИСЬМО АМИНАТ.
Солнце перед выходом где-то чистит лучики.
И хоть утро чудное, не люблю рассвет.
Ведь давно сроднилась я с грозовыми тучами.
В здешнем свете солнечном мне отрады нет.

Бесконечна грусть в душе, как на море волны.
Ветер в листьях шепчется под моим окном.
С деревом как с человеком верным и  безмолвным
Болью и тоской тяжёлой я делюсь давно.

Моим мыслям горестным ветки робко внемлют.
Стонет дерево в ответ на мой  тяжкий вздох.
Листья жёлтые как слёзы падают на землю.
В тихом шорохе печальном слышу слово «Чох».

Моё тело к Верхней горке так  прижаться хочет,
Чтоб вобрала всю тоску глубь родной земли.
Окунуть бы ноги в речку, что меж скал грохочет,
Вот тогда бы  все печали прочь с водой ушли.

Здешним докторам учёным мой недуг неясен.
И не могут исцелить от незримых ран.
Ни микстуры, ни пилюли мой огонь не гасят…
Я поправлюсь, как вернусь снова в Дагестан.

Я поправлюсь, как увижу горы в лунном свете.
Я поправлюсь, как услышу пенье наших птиц.
Я поправлюсь, как увижу купола мечетей.
Я поправлюсь, как дотронусь до любимых лиц.



ПЯТОЕ ПИСЬМО АМИНАТ.

Стоит ли надеяться мне на возвращение
В  дорогие сердцу, милые края?
Муж уехал с важным царским поручением.
У окна мечтаю одиноко я.

Но гораздо легче мне сейчас, однако.
И об этом с радостью я тебе пишу.
Всё стараюсь меньше тосковать и плакать.
Ведь дитя под сердцем, мама, я ношу!

И уже не всё так здесь меня коробит.
Муж, надеюсь, пустит к вам меня скорей,
Чтоб ребёнку плохо не было  в утробе
От печали тёмной, от тоски моей.

Я терплю разлуку, чувства на пределе.
Словно натянула на себя узду.
И болезнь притихла в моём слабом теле.
Я стараюсь, мама,  отвести беду.

Лишь увидеть горы для здоровья надо.
Как же это мужу мне растолковать?
Всем его подаркам я ничуть не рада,
А от нежных ласок хочется рыдать.

Ответ матери.

Здесь у нас неспокойно опять,
И почти всех мужчин перебили.
В связи с этим, не буду скрывать,
Брата к тебе не пустили.

Но гляди, не грусти. Может быть,
В мир надежды не заперта дверца.
Веселей, Аминат, надо жить,
Ведь ребёночка носишь под сердцем.

Не сиди целый день у окна.
Тем, что есть у тебя, наслаждайся.
Улыбаться ты мужу должна.
Ну, крепись же, родная, старайся.

Понимаю, тебе тяжело.
Но бывают сильнее печали.
Столько горцев у нас полегло!
Столько женщин мужей потеряли!

Твой же муж, слава Богу, живой.
А ведёшь себя, словно вдова ты.
Не томи своё сердце тоской,
Не горюй, не ищи виноватых.

Шестое письмо Аминат.

Мысли все мои о Дагестане.
Всматриваюсь часто в облака.
Образы небесные так манят,
Словно цепи гор издалека.

А  тоска вцепилась в горло волком.
Растопить бы лёд своей слезой.
Вырву все ресницы, чтоб метёлку
Сделать и расчистить  путь домой.

О, зачем к вам доступ мне закрыли?!
Мне б к огню очажному подсесть.
Помню, мама, как хинкал варили.
Мне б один кусочек только съесть.

Мне б испить водицы родниковой,
Мне бы с вами посидеть чуть-чуть.
Только так энергией здоровой
Можно вновь наполнить мою грудь.

Возвращается Магомедшапи.

Я возвратился,  о,  услада моих глаз!
Ты словно молния, сверкнула красотою,
Когда тебя увидел в первый раз.
И с той поры я одержим тобою.

Засмейся и беги ко мне скорей,
Как к своему отцу, когда я к вам явился.
При виде юной прелести твоей
В тот миг я чуть сознанья не лишился.

Садись мне на колени, как к отцу
Тогда ты прибежала и прижалась.
Сними платок, приблизь лицо к лицу.
Куда ж твоё кокетство подевалось?

Вот если б наступил тот день опять,
Когда был очарован я тобою.
Вот если б вновь ту радость испытать,
Когда узнал, что будешь мне женою!
 
Привёз тебе подарок дорогой.
Примерь-ка шубу из песца скорее!
Блесни-ка, моё солнце, красотой.
Похвастайся же прелестью своею.


Аминат.

Благодарю тебя за то, что без обид
Ты сносишь мой характер невесёлый,
За то, что терпишь мой унылый вид,
Тоскливую походку, взгляд тяжёлый.

Я, милый, изменилась с той поры,
Как оказалась вдалеке от Чоха.
И гибну от  болезненной жары.
Мне на чужбине очень, очень плохо.

Любимый, отпусти меня домой!
Поверь, я там рожу тебе сыночка.
Он будет славный, пухленький такой,
С нежнейшим на головке завиточком.

Пусть воздух наш гунибский он вдохнёт.
Наполнится пусть силою кристальной,
Пусть продолжает мужественный род
Достойным горцем с доблестью похвальной.

Пусть свыкнется с обычаями гор.
Пусть первый крик подхватится дождинкой.
Пусть с малых лет  привыкнет его взор
К отвесным скалам и к седой травинке.

И я, конечно, сразу исцелюсь,
И грудь моя по-новому задышит,
Когда к знакомым стенам прикоснусь,
Как только голос матери услышу.


Любимый, отпусти меня домой!
Побуду там и стану вновь здорова.
Потом я возвращусь к тебе, родной.
И обещаю: о тоске – ни слова!


 Магомедшапи.

Аллах послал ребёнка нам с тобой!
И хоть мне одному здесь будет туго,
Я постараюсь, чтоб попала ты домой.
За разрешением к отцу помчусь в Калугу.

                ***
Будто чудесный пылающий вихрь
Грусть и уныние испепелил,
И Аминат из печальной и тихой
В бодрую женщину вдруг превратил.

Засуетилась хозяйкой искусной,
Принарядилась, косынку сняла.
Ужин  любимому сытный и вкусный
С  нежной улыбкой  преподнесла.

Будто обрушились тайные стены,
Будто сломался волшебный замок.
Муж, поражённый такой переменой,
Всё на жену наглядеться не мог…
               
                ***
Прибыв в скором времени в Калугу,
Аминат ждала отправки в путь.
Бился пульс ритмично и упруго,
И легко дышала её грудь.

Ехать надлежало с Исмаилом - 
С  человеком из родни отца.
Аминат подарки всем купила.
Прочь ушла печаль с её лица.

Предвкушая встречу с  милой мамой,
Ловко всё в дорогу собрала.
Только разрешения имама
С радостным волнением ждала.

                ***
К  семейству Шамиля подкралось горе
И бросило к порогу свою нить.
Невестку Каримат от тяжкой хвори
Никак не удавалось исцелить.

По родине тоска её сломила.
Приблизился конец. Иссяк ручей.
Последней каплей жизнь её застыла,
Повиснув на краю холодных дней.

А в доме гул и ропот среди женщин.
Все шепчутся: « Капризам Аминат
Зачем же так потворствовать? Ведь меньше
Страдает, чем бедняжка Каримат,


Которая просила, умоляла
На родину, домой её пустить.
Но плакать так себе не позволяла,
Как  Аминат, что может слёзы лить

И день, и ночь без всякого стесненья.
Не лучше всех она и не милей.
Так почему же к ней такое снисхожденье?
Ведь то, что нам нельзя, доступно ей!».

Смерть Каримат прервала разговоры.
Всё в доме погрузилось в чёрный цвет.
На просьбу Аминат уехать в горы
Шамиль  ответил резким  словом «Нет!».

И как цветок  без  влаги, в тёмной башне,
Несчастная поникла головой.
Покойнице  завидовала страшно.
Ведь хоронить везли на родину, домой…
 




СЕДЬМОЕ ПИСЬМО  АМИНАТ.

Плохо вижу из-за слёз, дорогая мама.
Только с мужем или с братом ехать я могу.
Сердце ранено отказом гордого имама.
Беспрерывно  по щекам ручейки  бегут.

Неизвестно, до какого времени томиться.
Говорят, что тут в Калуге климат как у нас.
И имам велит на время здесь остановиться.
Он не знает, что приблизил смерти моей час.

Он не знает, что закрыл будто бы заслонкой
Доступ к жизни. И надежда, рухнув, умерла.
Он не знает, в чём спасенье моего ребёнка.
Только родину увидеть – вот и все дела!

И не верит мне никто, что болею тяжко.
Все страданья Каримат, словно жуткий мрак.
А ведь от тоски, поверь, умерла бедняжка.
Видно, от такой беды не уйти никак.

Я покойнице шепнула, чтоб привет сердечный
От меня передала всей земле родной.
Знаешь, мамочка, мечтаю я уснуть навечно.
Только так, наверняка, попаду домой.

ВОСЬМОЕ ПИСЬМО АМИНАТ.

Может, мама, сходишь погадать.
Что-то о моей судьбе узнаешь.
Ты спроси, увижу ли опять
Наше небо, горы, птичьи стаи.

Я как ветка, сломанная вдруг,
Сохну. Где ж конец моим мытарствам?
Может, есть среди твоих подруг,
Те, что знают, где найти  лекарство.

Как же совладать с моей тоской?
Ты спроси у знающей подруги,
Может, где-то лекарь есть такой,
Тот, кто побеждает все недуги.

Каждый раз, как делаю намаз,
Бога я молю об исцелении.
Ну  когда ж настанет этот час –
Добрый  час   чудесного спасения?!

ДЕВЯТОЕ ПИСЬМО АМИНАТ.

Когда-нибудь из слёз моих река
В Неву вольётся.  Боль растопит льдины.
И вырвется из сердца вся тоска,
И всколыхнёт холодные  глубины.

Будь проклят царь! Ведь мы из-за него
Живём теперь вдали от Дагестана.
Мне горестно ещё и оттого,
Что служит муж врагу так неустанно.

Всегда я вспоминаю дом родной.
А ворон за окном беду пророчит.
Смешались дни в мгновение одно
И замерли в тисках бескрайней ночи.

Зачем же царь явился в Дагестан?
Какие там сокровища приметил?
А землю с миллионом тяжких ран
Никак не охладят ни дождь, ни ветер.

Но горы наши сдерживают стон.
Я чувствую их боль на расстоянии.
Могущественен царь, но даже он
Всех выловить орлов не в состоянии.

Враг обескровил молодость мою.
А сердце, хоть ослабло, рвётся птицей.
Закрыли путь. Ну что же я стою?!
Взлетела бы. Но жаль, я не орлица.

Как жаль, что непонятен мой недуг.
Лишь родина спасёт меня, я знаю…
Надеюсь, не утихнет сердца стук,
Пока в родных краях не побываю.


Некоторое время Аминат чувствует себя неплохо. Но потом ей становится хуже. Молодая жизнь её начинает угасать.  В мае 1862 г. муж  отправляет Аминат в Калугу. Опасаясь за жизнь жены и ребёнка,   Магомедшапи просит отца отправить Аминат в Дагестан. До родов остаётся два месяца. Врачи беспокоятся за жизнь Аминат и ребёнка, требуют немедленно отправить её на родину, так как существует угроза жизни и матери и ребёнка. Но Шамиль боится отправлять беременную женщину в длительное путешествие и оставляет её в Калуге. Аминат просится обратно в Петербург к мужу. Но имам  и в этом отказывает ей.               


ПИСЬМО АМИНАТ К МАГОМЕДШАПИ.

Почему, когда в горах шёл бой,
Моё сердце пуля не пробила?
Почему осталась я живой?
Для чего судьба меня хранила?

Для того  чтоб чёрная тоска
Расколола молодость на части.
Для того  чтоб дулом у виска
Вдруг повисло страшное несчастье.

Почему, любимый, все вокруг
Грусть мою за прихоть принимают?
Но поймут однажды, милый друг,
Как невыносимо я страдаю.

Когда имам запретил Халатав* Исмаилу сопровождать Аминат в поездке на Кавказ , было принято решение вызвать её брата Исмаила, тёзку Халатав Исмаила, чтобы тот отвёз сестру к родителям. Было подготовлено письмо-прошение наместнику Кавказа, чтобы брату Аминат дали разрешение выехать в Калугу. Вот примерное содержание ответного письма:
« Считаем, что для сопровождения В Дагестан Аминат, жены сына Шамиля, Магомедшапи, корнета лейб-гвардии Кавказского эскадрона, целесообразно отправить человека из семейства Шамиля.  Исмаил же приходится  сыном  Инкав Хаджиява, религиозного фанатика времён Шамиля. За поведение и образ мыслей, не соответствующих времени, он был выслан в Тарки, под негласный надзор шамхала. Оттуда он отправился в Мекку. Если мы направим в Калугу за сестрой вернувшегося из паломничества Исмаила, среди населения Дагестана могут появиться «нездоровые» разговоры, не соответствующие порядку, осуществляемому нами на Кавказе».
Это, конечно, было просто отпиской. После этого письма Аминат окончательно слегла в постель.
(* Халатав –высокий, длинный).
ВТОРОЕ ПИСЬМО АМИНАТ  К  МАГОМЕДШАПИ.

О, я жить так больше не могу!
Грудь зачем-то дышит, сердце бьётся.
Боль такую злейшему врагу
Я не пожелаю. Разольётся

Пусть моя печаль большой рекой.
С умершим сыночком колыбелька
Пусть плывёт туда, где мир, покой.
Мне бы на дитя взглянуть хоть мельком.

Дали б малыша прижать к груди.
Я б его тогда не отпустила.
Милый мой, прости меня, прости!
Сына ведь тоска моя убила.

Скоро навсегда и я усну.
Скоро завершится эта драма.
Скоро потеряешь ты жену.
Скоро потеряет дочку мама.

Чувствую предсмертную я дрожь.
Потерпи, со мной уйдёт ненастье.
Спутницу другую ты найдёшь.
Искренне желаю тебе счастья!

А сейчас, пока ещё жива,
Окажи в последний раз внимание.
Вслушайся, прошу, в мои слова
И исполни лишь одно желание.

Отвези домой, пока мой взор
Ясен. Дней осталось очень мало.
Ведь  хочу я, чтоб при виде гор
Моё сердце биться перестало.

ДЕСЯТОЕ  ПИСЬМО  АМИНАТ.

Здравствуй милая моя, дорогая мама!
Поглотил меня недуг, как птенца  удав.
Но не верит мне никто. А  жена  имама –
Загидат  винит во всём мой капризный нрав.

Не  понять  им никогда  всех моих страданий.
Ведь они в  кругу родных. Только я одна.
В Петербург  хотела  к мужу. Но по  указанию
Здесь  в Калуге  одиноко жить  пока  должна.

Ехать  к вам  не разрешили.  Отказали резко,
Полагая, что болезнь – это лишь обман.
Видно, надо умереть, чтоб был довод веский
Для отправки в столь любимый мною Дагестан.

Я  как лань в капкане бьюсь, вырваться мечтаю.
Мне велели мою грусть спрятать под замок.
Как свеча под колпаком, мама, угасаю.
Нет, увы, здесь никого, кто бы мне помог.







                ***
Щупальцами чёрными тоска
Приковала Аминат к постели.
Выжала все соки из цветка.
Лепестки поникли, облетели.

Будто  злая  ведьма  средь  ветвей
Отыскала  птичку  золотую,
И, не  выпуская  из когтей,
Выжала  всю силу молодую.

Слёзы  будто кровь душевных  ран.
Смерти  тень  на женщину  упала.
«Мамочка,  отец  и  Дагестан», -
Каждый день несчастная  шептала.

ОДИННАДЦАТОЕ  ПИСЬМО  АМИНАТ.

 Я как лебедь белый, раненый смертельно
Сердце индевеет. Сломано крыло.
В холод я укутана злейшею метелью.
Всю меня по горло снегом занесло.

 А в глазах печальных слезы,  будто льдинки.
Я теперь в оковах вечной мерзлоты.
На душе пустынно, ни одной травинки.
Раскололась башня из моей мечты.

Мысль о Дагестане, вся любовь  к отечеству
В боль невыносимую превратилась вдруг.
Никакими средствами здесь, увы, не лечится
Этот столь мучительный для меня недуг.

В ссылке исстрадалась я.  Все  мои проклятия
Примет  пусть высокая гордая скала,
Чтобы камнепадом вдруг поразить предателей,
Указавших ворону  путь к гнезду орла.

Дагестан, звезда моя утренняя, ясная,
Всех моих мечтаний свет, сказочный магнит,
Месяц в небе ласковый, яркий и прекрасный,
Над моей могилой пусть камень твой стоит.


             
Узнав о рождении мёртвого сына и тяжёлой болезни жены, Магомедшапи берёт длительный отпуск. Грустные мысли одолевают его. В нём появляется недовольство службой. Увидев потускневший взгляд любимой Аминат, Магомедшапи очень опечалился. Он начинает готовиться к поездке в Дагестан с женой. Магомедшапи обижен на отца за то, что тот вовремя не отпустил Аминат домой. Имам тоже очень сильно переживает, видя, как сложилась судьба Аминат.

Шамиль глядел печально на закат.
Он понял, почему внезапно песня
Оборвалась и смолкла Аминат.
Он понял, почему сосуд вдруг треснул.

Глаза прикрыл, задумался имам:
«Тоска наносит раны, словно бритва».
И руки он приподнял к небесам,
Пал на колени, прошептал молитву.

Из горьких мыслей выстроился ряд.
И вспомнился тяжёлый час кончины
Любимой дочери, невестки Каримат.
Не принялись сердца их на чужбине.

И как бы ни был сладок этот плен
(Достаток и почёт, чины и звания),
Ничто не заменяет милых стен
Родного дома, гор, ручьёв журчания.

Имам Шамиль простился с Аминат.
На родину голубка улетала,
Чтоб умереть. Был огненный закат.
Тоска-волчица жертву вновь искала…

(перевод Ларисы Шариповой).