Вернулся из боя...

Ната Кабанова
http://stihi.ru/2010/12/24/2066
«Потому что, виноват, но я Москвы не представляю без такого, как он, короля»
Б.Окуджава
-----
Да нет, нет, что ты! Конечно же, ОН не погиб в том бою. Впрочем… ну, боем это на самом деле назвать и нельзя. Какой же это бой, когда бомбят и лупят что есть силы со всех сторон по безоружным…
Но ОН вернулся с войны. Живым и с орденами на груди. Потому что, ведь если бы ОН не вернулся, жизнь, вся последующая жизнь была бы совершенно невыносимой. Нереально ужасной даже. Скорее всего, её и жизнью-то назвать можно было бы только с очень большой натяжкой. Но вернулся же! Так и выдумывать нечего, что могло быть.
Вернулся…
-----
И это был уже совершенно другой мир. Счастливый. Нет, скорее даже правильный, и потому счастливый.
А она, молодая и красивая, не поседела от горя, выходя каждый день к покосившемуся заборчику встречать с войны любимого, потому что ОН вернулся. Дошёл до самого Берлина, до самой Победы, и сразу же домой. Потому что за долгие четыре года очень соскучился по жене и сынишке. Потому что и воевал за них, дорогих и незаменимых.
«Папка приехал! Мама, ну я же говорил, говорил, что он совсем скоро приедет!», – радостно и оглушительно закричал мальчонка в потрёпанной рубашечке, и пулей бросился к отцу на шею. В том, правильном, мире, он непременно вырастет настоящим мужчиной. Он никогда не обидит слабого, всегда будет стоять на защите справедливости. Ведь его отец вернулся, как же он может не оправдать доверия солдата-фронтовика, отстоявшего свою землю!
-----
В том самом мире однажды молодой поэт Виталий К. придёт в редакцию и застенчиво попросит посмотреть его стихи. А редактор ему: «Да Вы, батенька, талантище! Вам срочно надо печататься. Страна должна знать, какие настоящие мастера слова у неё есть». И возьмёт всё скопом, без поправок. И издаст книгу. А потом Виталий К. напишет ещё много прекрасных произведений. Он будет любим читателями и уважаем издателями. Будет желанным гостем любого творческого вечера, прославится, и проживёт совершенно счастливую жизнь в окружении друзей. И, разумеется, не раз порадует людей своими стихами и рассказами.
-----
Конечно ОН вернулся, иначе и быть не могло!
И именно поэтому как-то вечером Серёжка (да нет, вовсе не с Малой Бронной, а наоборот, из какого-нибудь даже Царицино) приедет, уставший, домой с работы, а жена ему с порога: «Знаешь, а ведь я сегодня утром ужасно спешила на работу, нервничала, и впопыхах забыла сказать тебе… забыла сказать, что очень люблю тебя. Совсем так же, как и 15 лет назад. Всегда любила, но почему-то молчала. Даже делала вид, что ты мне безразличен. Прости. Теперь всё у нас будет иначе». А он ей: «И я тебя люблю. Но почему-то тоже молчал. Извини, мне было трудно первым это сказать. Мы, мужчины, иногда находим сложности там, где их и нет вовсе. И из-за этого кажемся грубыми или нерешительными. Но на самом деле это не так. Совсем даже не так. И ещё: мне никто не нужен, кроме тебя». А потом они поцелуются и будут жить в согласии и любви долго-долго.
-----
В том мире всё, абсолютно всё будет складываться правильно и удачно. И как-то в начале лета, в солнечный и тёплый денёк, к папе Саше, у которого две любимые, совершенно замечательные дочки, подойдёт старшая – Лиза – и откроет дневник, а там… одни пятёрки за экзамены! Представляешь, как папа будет рад! Нет, Лиза и раньше училась неплохо, вообще-то она хорошистка и тройка для неё – большая редкость. Но чтобы одни пятёрки, да за выпускные экзамены… И они вместе будут прыгать от радости, веселиться и кататься на атракционах почти целый день. И при том ни капельки, ну нисколечко не устанут! А как иначе? Разве могут Лиза и её закадычные приятели-одноклассники учиться плохо, если ОН вернулся…
-----
К платформе Павелецкого вокзала подойдёт поезд. Из него выйдет симпатичная молодая женщина, и, с минуту поискав взглядом в толпе встречающего, быстрым шагом направится к нему. Они оба бесконечно рады этой долгожданной встрече. Ещё бы, ведь они так давно любят друг друга, да только заботы, дела насущные всё отодвигали миг свидания. Но теперь уже не надо больше переживать, мучиться сомнениями. Теперь уже навсегда.
«Знаешь, Славушка, сама не понимаю, почему не приехала к тебе раньше. Насовсем не приехала. Ссылалась на неотложную работу, что-то ещё… такое несущественное по сравнению с моей любовью к тебе! Находились же отговорки. Боже мой, сколько глупостей я делаю!», - скажет женщина и весело рассмеётся. «Анечка, я и сам не знаю, как и зачем мог жить так долго без тебя. И я бы очень хотел, чтобы ты больше никогда не уезжала. Не станем расставаться. И не станем ссориться. Зачем нам ссориться и что нам делить, когда у нас есть самое главное – наша взаимная любовь?!», – скажет мужчина и ласково обнимет её. И они станут дружной и счастливой парой на радость окружающим.
-----
И тот твой сосед, ну как его, Женька с седьмого этажа, помнишь? Он не сопьётся и не сдохнет в подворотне рядом с бездомными собаками. А зачем ему пить, когда и работа любимая, и Маринка рядом, и дети хорошо учатся?! Да ведь как бы он спился, коли тот самый солдат, что много лет назад победил врага, а теперь живёт в соседней квартире, завтра снова наденет свой парадный китель с орденами! И все будут радоваться и поздравлять друг друга с Победой, и вспоминать своих друзей, и танцевать нисколько не приевшийся за долгие годы вальс.
И всё потому, что ОН не мог, ну никак не мог не вернуться с войны…
-----
Медленно подошёл поезд, и на перрон высыпала нестройная толпа людей. Женщины с детьми. Чемоданы, авоськи, кульки с вещами. Мужчин в солдатской форме крайне мало. Скорее всего, эвакуированные. Все спешат пройти в единственную дверь, которая обычно ведёт в зал ожидания. Чёрно-белое почти кино в духе 40-х. Тем не менее, прекрасно вижу, что не кино. Самая настоящая реальность.
Немного нерешительно толкаю дверь и… понимаю, что нерешительность была оправдана: дверь ведёт отнюдь не в зал ожидания. Взору открывается система коридоров с многими дверями, у каждой из которых уже создалась очередь из бывших пассажирок поезда. Недолго думая, захожу в ближайшую комнату, очередь в которую по неясным причинам отсутствует. Обставлена она бедно – обычный кабинетик затрапезного чиновника – стол да тумбочка. Только кресло отчего-то выдаётся из общего антуража своей чёрной кожаной обивкой и явно не-военным удобством. Из-за стола на меня лениво смотрит плюгавенький мужичок, совершенно лысый и в пенсне. Бурчит себе под нос недовольно что-то наподобие вечного чиновничьего «ходят тут всякие, даже чаю попить не дают». Размашисто хлопаю на стол бумагу и молча жду реакции.
«Заявление. Прошу обменять меня на любого бойца по Вашему выбору, безвременно и несправедливо погибшего в Великой Отечественной войне. Обещаю подойти к обмену со всей ответственностью и выполнить миссию до конца, не хныкать, не трусить, назад не проситься. Гарантирую свою полную ненужность и непригодность в существующем мире. Прошу предоставить мне возможность исправить чудовищную ошибку, произошедшую благодаря гибели вышеозначенного неизвестного бойца. Просьбу прошу удовлетворить незамедлительно под мою полную ответственность».
Мужичок так же лениво чешет лысину, что-то цедит сквозь зубы, достаёт платочек и неспешно вытирается. Потом будто выстреливает: «Дура! Пришлют же таких… Ваше беззаконие, и за какие только провинности отбываю?! И что за должность – никаких тут с ними нервов не хватит! Ходют и ходют, и от раза раз – несноснее! Ваше беззаконие, ослободите, имейте каплю снисхождения».
Бумага обретает новые украшения в виде «Утверждено. Печать. Подписи сторон прилагаются», перекочёвывает в толстую стопку себе подобных. Мужичок достаёт из тумбочки чайные принадлежности совокупно с пухлым сладким печеньем, невнятно бормоча ещё раз про нервы, и любезно поворачиваясь ко мне спиной на крутящемся кожаном кресле.
«Дверь серая. Табличек, подписев нет. Надо – так найдёшь. Прочь поди отседова! Чаю попить не дадут, бестии…», – гостеприимно несётся мне вслед. Попробуй, отыщи серое пятно в чёрно-белом пространстве – легко сказать…
-----
Вагон товарняка был переполнен людьми, которые лежали вповалку. Было душно и тесно. Где-то стонали раненые, кто-то просто спал, вымотавшись до предела на этой бесчеловечной войне. А поезд шёл всё дальше и дальше, как будто опасаясь, что за эту тёмную-тёмную ночь не успеет проехать насквозь всю территорию России…
Приоткрыв немного дверь, я стояла и вглядывалась в ночь. Звёзды сегодня просто удивительно большие, а недалеко от железной дороги с такой уютной беззаботностью обосновался лесок.  Российская, совершенно близкая сердцу красота, с чем её сравнить? Да и надо ли?
– Эй, сестрёнка, пойдём! Сестрёнка! – боец ощутимо потряс меня за плечо. Видимо решив, что медсестричка опять уснула на ходу. Здесь, говорят, так нельзя – можно ненароком упасть под колёса.
– Да, да, иду. Иду, братишка. Ты уж не волнуйся за меня, теперь всё будет хорошо. Теперь уже не долго осталось. Веришь мне? – нежно, по-дружески хлопаю его по плечу.
– Считаешь, скоро победа будет? Эх… а меня жена с сынишкой маленьким дома ждёт. Вот я бы вернулся, такая жизнь была бы… Доживу ли, знать бы наперёд… Как думаешь, сестрёнка? Доживу?
- Обязательно доживёшь! Можешь мне верить, уж я-то точно знаю. Закурим, пока тихо?
Потом мы ещё долго сидели, курили у полуоткрытой двери и болтали за жизнь. Спать почему-то совсем не хотелось, и у каждого нашлось, что рассказать.
Юнкерсы налетели, как всегда, неожиданно. Ни днём, ни ночью нет от них спасу!
Бомбили, бомбили, народ врассыпную стал разбегаться в поле. Кто мог. А кто не мог, остался в горящих вагонах. Кого-то успевали вынести друзья, чтобы погибнуть уже в поле, кто-то горел заживо, кто-то был убит прямым попаданием снаряда.
Мы с незнакомым бойцом бежали какое-то время, держась за руки. А потом, отбежав на небольшое расстояние, я упала на него и, прикрыв его голову своими руками, затаилась. Как будто это могло помочь, если рядом жахнет очередная бомба! Грязно – осенняя слякоть уже даёт о себе знать, темно, а кругом взрывы. Потом началась пальба и я успела подумать, что не понимаю, откуда и как могут стрелять, если были только самолёты.
Когда в спину ударила первая автоматная очередь, стало ясно, что лежу уже одна. Было совсем не страшно, наоборот – легко и спокойно. Потому что ты же знаешь, что ОН просто не мог не вернуться, ну никак не мог! Значит, всё, совершенно всё теперь уж точно получилось правильно…