Базар

«Где  кончается  уединение, там начинается базар;
и где начинается базар, начинается и шум великих
комедиантов и жужжание  ядовитых  мух».

Ф. Ницше "Так говорил Заратустра"



   Прав был классик: весь мир - базар. И каждый здесь не одну играет роль. Минимум две: продавца и покупателя.
   Представительница древнейшей профессии, продажная женщина, однажды назначив себе цену, совершила не что иное, как первую торговую сделку. И такое высокое и гордое чувство, как человеческое достоинство, впервые определила именно она. Чего уж там? Ведь "достоинство" - от слов "стоимость", "цена". Так что проституция и достоинство вещи несовместимые только на первый взгляд. Разница всего лишь в цене, которую ты назначил своему самолюбию, себе.
   Основной закон человекоинфляции: стоимость обратно-пропорциональна ценности.
   Обладая чувством собственного достоинства, мы, a priori, знаем себе цену. Но, определив ее и выступая в роли продавца, неплохо было бы найти покупателя на свой товар, т.е. людей, которым он нужен. И может так случиться, что товар расходится не так быстро, как нам хочется, а то и вовсе попадает в разряд неликвидов. Причины просты. Явно завышенная цена. Брак. Но чаще всего пересортица. Сплошь и рядом нам пытаются всучить одно под видом другого. Самомнение вместо сомнения. Самолюбование вместо самолюбия. Правильность, а не праведность. Диагноз вместо характера. Привычку вместо любви. Объект пищеварения под видом мечты. Поэзию как оригинальный жанр. Макулатуру вместо литературы. Любых взамен любимых. Количество тления вместо качества горения. Изжогу вместо пирожков и лошадиный пот вместо пива.
   Я уже не говорю о вечной проблеме взвешивания товаров и слов.
   Этот театр, это вселенское торжище и есть сама жизнь. Ведь только жизнь может предложить ВСЕ. В том числе и некролог вместо диалога[1].
   Здесь властвуют рыночно-жизненные законы. И если тебе, с улыбкой протягивают кусок дерьма, это не означает, что ты его должен принять. Хотя верно и другое: на любой товар, в конце концов, находится покупатель.


[1] Диалог - это когда говорят двое, а некролог - это, когда один молчит.



ІІ


       «... там всe пропускается мимо ушей.
Там хоть в колокола звони про свою мудрость
 - торгаши на базаре перезвонят ее звоном
своих грошей!»               

            «Так говорил Заратустра»
 

 

   ЗАКОН же ЦЕНООБРАЗОВАНИЯ на обыкновенном колхозном базаре и в жизни един.
... Покупаю помидоры. На ценнике твердой хозяйской рукой начертано – «3.80». "Послушайте,- предлагаю я, - возьмите с меня "4", но разрешите выбрать самому". Бабуля соглашается, и я довольный ухожу.
   Возвращаясь через 10 минут обратно, бросаю взгляд на тот же ценник. На нем уверенно выведено -"4.00".
   Ранняя весна, поэтому яблоки на прилавке выглядят экзотичнее апельсинов. Цена тоже. Хозяйка в низко надвинутом на лоб платке и в ватнике, из рукавов которого далеко высовываются красные озябшие руки с остатками маникюра и траурной каемкой под ногтями, хмуро бурчит что-то в ответ на мое жизнерадостное приветствие. Но я не отступаю. "При Вашей внешности, - иезуитствую, - можете смело просить дороже на рубль". Комплимент более чем сомнительный, но до меня это доходит слишком поздно. Однако молодка неожиданно расцветает маковым цветом и зазывной улыбкой. "А как Вы дадите?" - спрашивает она, изящно шмыгнув носом и неизвестно что имея в виду.
   В итоге яблоки мне обходятся дешевле и я, сопровождаемый откровенным вздохом сожаления, удаляюсь. Немного отойдя, я решаю отреагировать на вздох и оглядываюсь. Однако хозяйке уже не до меня: она выставляет новую цену, ровно на рубль выше прежней.
   На жизненном базаре точно так же: перехвалишь человека, глядишь, завтра он с тобой уже не здоровается. Попробуй теперь его переубедить, что цена завышена.
... Очередь! Впрочем, это трудно назвать таким упорядоченным словом. Гвалт, визг, давка, над головой мелькают воспаленные лица с безумными глазами, потные кулаки с зажатыми в них купюрами и даже чей-то парик. Что дают понять невозможно, да и не важно.
Вряд ли кто-то из толпы думает сейчас о смерти. Какая спокойная и величественная картина! Какие мужественные люди!
... Мясницкая плаха с воткнутым в нее огромным топором. На ней разбрызганы ошметки мяса, мозговое вещество, костное крошево и лежит микрокалькулятор. На зеленоватом экранчике темнеют цифры. Наверное это цена. Чего? Неужели мяса?!
... Купил на базаре куриные потроха. Дома начал перебирать и насчитал штук тридцать сердец. Маленьких, беззащитных. Сварганил жаркое. Жаркое из одиноких сердец.
... Прилавок. Безвольно раскинутые лапы, неловко подвернувшееся крыло, беспомощная шея. И злобно прищуренная, сочащаяся холодной ненавистью щель глаза: утиная тушка.
... Продавец, девушка лет двадцати. Боевая раскраска, от которой лицо, весит килограмма, три, сигарета, мини-юбка, не оставляющая простора для фантазии. Сидит боком, разговаривает так же. На все вопросы покупателя ответ: «Товары перед Вами, берите по деньгам». Покупатель еле сдерживаясь: «Девушка, мое состояние позволяет мне купить все, что у вас имеется. Конечно, кроме Вас». Она оживляется и спрашивает с упреком, надеждой и обещанием: «Это почему же?!» Ответ: «Я состоятелен, но не настолько, чтобы покупать дешевое».
 

ІІІ


«... лишь на базаре нападают  с вопросом: да или нет?”

                Так говорил Заратустра


   НАСТОЯЩЕЕ. На него нельзя было не обратить внимание. С потной счастливой физиономией, блаженно отдуваясь, он вынырнул из толпы и остановился, чтобы  поудобнее ухватить два  преогромнейших, отсвечивающих матовой зеленью арбуза. По одному в каждой руке. Арбузов еще мало, за ними  стоит огромная очередь, поэтому его состояние мне понятно. Воображение рисует, как придирчиво и с любовью он выбирает арбузы, потом, бережно прижимая к себе,   с трудом выдирается из раскаленной, вязкой толпы, как уже дома за столиком, где-нибудь в тенечке он с грохотом вгрызается в сочную прохладную мякоть, потом, отфыркиваясь, выныривает на поверхность, выковыривает из ушей и ноздрей семечки, а на кончике носа у него висит большая мутно-розовая капля...
   Ход моих размышлений прерывается утробным хрюком арбуза, расколовшегося об асфальт, и я вижу тупое недоумение на лице толстяка. Постепенно до  него доходит весь ужас происшедшего, он поднимает голову к небу и на лице его мука мученическая и в глазах у него мольба: «За что, Господи?!». Затем с ним происходит еще одна метаморфоза: нижняя челюсть угрожающе выдвигается вперед, лицо от ярости багровеет и оставшийся арбуз взлетает над его головой. На мгновение все вокруг замирает... А арбуз, сопровождаемый остервенелым рыком владельца, смачно впечатывается в асфальт и разбрызгивается, изумрудно-алыми кусочкам. Толстяк же с несчастной физиономией, понурив голову, плетется к толпе; и занимает очередь.    


IV

 

«Не знает ли здесь бездна для вас?
Не лает ли здесь адский пес  на вac?
 ...И если ты долго смотрншь в бездну,
то бездна тоже смотрит в тебя».

Так говорил Заратустра



   ЗВЕРЬНИСАЖ ...Краем глаза успеваю заметить быстрый вороватый взмах руки и на землю падает петарда. Оглушительный хлопок раскалывает воздух, сердце ухает на дно желудка и я, обернувшись, ... перестаю понимать. Над прилавком возвышается солидная кожаная куртка, увенчанная престижной норковой шапкой, а между  ними  сияет  торжествующе-выжидательная ухмылка. Нувориш лет 35-40, этакий носорог в коже. Он ждет моей реакции. Вот сейчас у него в паху все клокочет и плавится, он в наивысшей точке оргазма, т.е. там, где разумная деятельность невозможна.
   Кто он, этот блаженнорадостный эврибод?! Этот свирепо оргазмирующий мастурдонт?! Это пожизненное кергуду? Буревестник тотальной носорогизации? Что это за «данность, ревущая мраком на нас»??!
   Так и не дождавшись моей реакции, он, (теперь уже удивленно), таращится на меня и я с содроганием вдруг осознаю, что он, (не я, а он), меня не понимает. Вот сейчас, сию минуту он видит в моих глазах бездну. Такая же жуткая пустота распахивается и передо мною.   
   Две пропасти немо всматриваются друг в друга. Вокруг гремят взрывы.
 

V

 

Спроси себя: «Я есть?»
Ответом nравду взвесь.
Попробуй, сбросив  спесь,
сказать себе: «Аз есмь!»
 
 

   ВДРУГ «Я»: Шел между рядами и в сердце толкнуло: "Это Я! Я есть!" Уже не в первый раз, но как всегда неожиданно и без видимых причин. Ошеломляющее ощущение себя, своего "Я", его сиюминутности. Это настолько потрясающе, что я останавливаюсь и руками начинаю делать хватательные движения, ощупывая себя. Со стороны это наверняка выглядит комично и странно, т.к. проходящая мимо старушенция участливо осведомляется: "Что с Вами? Вы что-нибудь потеряли?" Не успев оправиться от первого потрясения, я тут же испытываю новое, не менее сильное. Надо же! В ХХ-м веке! В толчее современного базара!! Услышать такой вопрос!!!
   Потрясение настолько велико, что я с трудом выдавливаю из себя абсолютно ничего не объясняющий и слегка смахивающий на дерзость ответ: "Наоборот, нашел!" Старушка мудро, всепонимающе улыбается и семенит дальше.

 

VI

 

"Такое уж неторопливое и
непрямое дело – история:
изломанная тень от верстового
столба, ложащаяся на дорогу,
по которой мы стремимся к
закату" - О. Генри
 
 

   ВОЗВРАЩЕНИЕ.  Осторожно верю, что позади половина. И не хочется относиться к этому слишком серьезно. Все равно из этого переплета живым не выбраться. Поэтому нужно улыбаться, улыбаться изо всех сил. Даже когда жизнь выбьет все зубы и улыбаться будет нечем. Улыбаться пока улыбается. Потом будет не до смеха.
   Понимаю, что уже еду с базара и не уверен, что сделал все необходимые приобретения. Наверняка приобрел много хлама и прошел мимо жизненно важного, даже не обратив внимания. Да и цену, бывало, платил не красную.
   Бальзаковский возраст, лучший возраст для творчества, расцвет по Пифагору, возраст "акме" уже прошел. Но силы еще есть. Еще способен увлечься, но уже есть умение оценить, распознать человека. Еще многого жду от жизни и уже всему знаю цену.
   В древнем Китае монахи в сорок лет меняли имя, место жительства, считая, что до сорока лет человек должен выполнять общественные обязанности, после - познавать собственные заблуждения. Поэтому сорок лет - это Апогей, таящий в себе может быть самое глубокое и осознанное наслаждение жизнью. Зенит позади, тени удлиняются. Пожалуй пора себе сказать: сейчас ты счастливее, чем в двадцать. У тебя поубавилось требований, и ты более терпим к людям. Ты не ждешь от них того, чего они не в силах тебе дать. У тебя масса неприятностей, но ты знаешь, что это удел всех людей на земле. Ты должен уметь ценить самую маленькую радость, не испытывая огорчений по поводу ее малости. А из самой большой неприятности ты должен уметь извлечь положительное.
   Со временем разваливаются самые надежные крепости и замки. Но разве это значит, что их не надо строить?!
   Я еду с базара. Я богат и беден. У меня было восхищение друзей, и я бывал не понят. Меня любила и продолжает любить лучшая в мире женщина, моя жена, и у меня, слава богу, были и есть враги. В поисках одиночества я ходил в базарную толпу и наслаждался роскошью общения с Великими Мертвецами: Бетховеном, Сократом, Ленноном, Шекспиром, Ницше, Дюма и легионом других живых, но уже застолбивших место в Вечности.
   Моя телега катится под уклон, скрипя и охая на поворотах, дребезжа на ухабах и припадая на одну сторону. На обочине остаются следы веселых пикников и могилы близких.
   Я еду с базара. Я прихожу в себя. Я возвращаюсь.

 

P.S.  «Тут  жизнь задумчиво оглянулась вокруг и тихо сказала:
      «О, Заратустра, ты мне недостаточно верен! ... ты хочешь покинуть меня», «Да» - отвечал я робко... и сказал ей нечто в ухо, прямо в ее спутанные, желтые  безумные пряди волос.
... И мы стояли лицом к лицу и  глядела на зеленый луг,    на который как раз набегал прохладный вечер, u плакали вместе.  И жизнь была тогда мне милее, чем вся моя мудрость когда-либо»
 
 "Так говорил Заратустра"