Славе Цукерману

На стыке двух культур – культуры никакой,
Все вывезено лучшее отсюда.
И вот твоя строка, не ставшая строкой
В реестре прочих строк, ни Торы, ни Талмуда,
Бросается в астрал, кончается тоской,
Расцвеченной по грудь огнями Голливуда.

В остаточной связи, на разных полюсах,
По эту и по ту реалию стакана,
Когда звучит рояль Бетховеном в кустах
И капает вода из сорванного крана,
Отчетливо паря на девственных листах,
Рождаются слова Великого романа.

Великого? Уволь. Пройдя по косяку
Бессмертия, на борт пустыми вынув сети –
Не потому, что, мол, плохому рыбаку,
Как трепетной мадам , не любящей при свете…
Скорее,- как тебе напишут на веку,
Оно так и пойдет – рядком по киноленте.

Выходит , так и есть: Вселенная – бордель,
Космический притон для спермовыжималок,
Лесбийская стезя… Но все же – неужель
У прилетевших к нам (для пересчета палок),
Мелькнувших в облаках, раскрашенных под Гжель,-
Божественный инстинкт, как наш, угрюм и жалок?

Покуда не зажглась заштопанная ткань
На облаке души , в штанах ли, без штанов ли,
Не свой видеоряд попробуй раздербань,
А таинство любви , лишенной сна и кровли,
Которой все равно необходима дань
Сердечного тепла – в разгар порноторговли.