Ветер

Ветер, невидимым великаном прошелся по полям, перескочил перелески, вновь с веселым свистом пробежал по полоске ржи, заглянул в овраг небольшой речушки и не увидев отражения в зарябившей воде вступил на выдолбленную колесами машин и тракторов дорогу, закружил вьюном пыль, помчался по небольшой слободке, оказавшейся на его пути.
Слободка была средних размеров – дворов на 400, не более. Покосившиеся черные избы, перемежались с новыми крашенными пятистенниками, пятнами попадались кирпичные дома дореволюционного образца. Когда-то она явно была больше и богаче, но народ подался в города на легкую красивую жизнь и опустела деревня, одряхлела, состарилась.
А ветер несся по улице, все сильнее поднимая пыль, барабаня ветками деревьев по темным окнам домов в палисадниках, забираясь в трубы печей и вырывая из их нутра сердитый вой. За собой он, невидимой богатырской рукой тащил тяжелые тучи, грозившие проливным дождем и иногда сиявшие бликами молний.
Бабы выбегали, хватали высохшее и не высохшее белье, уносили в избы, зазывали игравших ребятишек. Надвигалась гроза.
Ветер проскочил мимо двухэтажной школы из красного кирпича, серого сельского клуба с встроенной с торца библиотекой, огороженного разломанным частоколом и зашумев листвой американских кленов в небольшом парке добежал до полуразрушенной церквушки.
Красного кирпича, с куполом, потерявшем с запада обшивку, она была памятником былого великолепия и сталинских времен. Парадный вход заколочен неструганными полусгнившими досками. Окна глядели на мир черными слепыми глазницами. Холодом, мраком и запахом плесени веяло от нее.
Ветер удивила безжизненность этого одинокого, заброшенного здания. Юному, шумному, недавно народившемуся ветру не нравилась, пугала эта смертельная пустота.
Своей рукой он, вдруг взмахнув, бросил горсть прошлогодних плодов рябины, подобранных где-то по дороге и убранных в карман именно для такого случая, на раскрытую кирпичную стену, легко укрыл их горстью земли, понесся дальше, непослушное дитя природы…
Плоды были прошлогодние и многие уже не могли дать всходов, этого не мог знать дитя-ветер, и следующей весной лишь одна тонкая жилка рябины потянулась к свету.
Она хотела и старалась жить, хватала жалкие капли влаги, ловила каждый лучик солнца, слабыми корнями своими хваталась за кирпичную кладку. Много раз, засыхая, она ждала дождя, и друг - ветер всегда приносил его, даруя жизнь.
И вот она уже осенью она стояла с гроздями красных крупных плодов, нарядная как невеста на выданье. Ветер легко качал ее за ветви, и грозди отвечали тихим чистым звоном, который мог расслышать тонким слухом только ветер. Музыка, рождавшаяся трепетанием молодой рябины привлекала другие ветра и иногда на вершине церкви собиралась большая аудитория: неторопливо прилетали благородные ветра, ковыляли северные старцы – ветры, многое повидавшие на своем веку, и веселая, повизгивающая молодежь носилась вокруг, отвлекая внимание на себя и порождая гневные окрики старших.
И вся церковь уже не казалась такой мрачной и печальной, и если раньше только воронье изредка наведывалось и каркая высматривалось где урвать добычу, то теперь в листве рябины можно было увидеть синиц, зимой – снегирей, однажды летом сюда залетел соловей, серая птаха дарила свой голос всему поселку…
Однажды, к подножью церкви подкатил легковой автомобиль, вышли люди, разломали трухлявые доски, облазили все здание не поленившись забраться на стену и о чем-то поговорив рядом с рябиной , так - же быстро умчались прочь.
Ночью рябине не спалось, нехорошие чувства волновали молодую душу и даже ветерок, свернувшийся калачиком у ее ног и игравший гроздями ее ягод не мог отогнать дурное предчувствие.
Через несколько дней люди появились снова, их было значительно больше, они как муравьи копошились снаружи и внутри здания, издавая шум и поднимая тучи пыли. Страх цепкими когтями рвал внутренности рябины, заставляя шелестеть и ронять листья днем, ночью пробирался в сон, изматывал кошмарами. Но рябина по-прежнему тонкими листочками тянулась к свету, ловила животворные капли дождя и рос.
Через неделю ее срубили, и сбросили со стены на кучу мусора, бульдозер вмял ее нежное тельце в сырую глину, так что налетевший вечером не смог найти ее, как ни старался. Рыдая, неистовой силой перевернул все стога в деревне, сорвал несколько крыш, мечась в неудержимой злобе. Много баек рассказывали потом старухи, сидя на лавочке перед домом, об этом неожиданно бешеном, грозном порыве ураганного ветра.
Прошло уже много лет с той поры и мало кто помнит, что когда-то на стене еще не отстроенной церкви росла рябина. Слава о архитектуре, росписи, величии гремела на всю округу, только батюшка Иеремией нет да нет, шепнет какому-нибудь не случайному гостю, что в церкви «нечисто», что иногда сами по себе открываются двери, тухнут свечи при образах, по полу тянет холодным ветром и слышится тихий надрывный плач ребенка.