Детский альбом

1. В больнице

Неприятный обшарпанный корпус
В нём один бесконечный этаж.
Не пускают и требуют пропуск:
«Ну и что, что ребёнок здесь ваш?

Как родитель, я вас понимаю,
Как вахтёр, не могу пропустить.
Вы к окну подойдите. Узнаю
Где лежит ваш сынок. Объяснить

Это правило просто: болезни
От инфекций, заразны они.
В изоляции детям полезней;
Вы не плачьте, пройдут эти дни.

Значит так: он – в четвёртой палате.
Вышли, сразу окно за углом.
Я прошу вас: не плачьте, не плачьте».
Мать идёт за угрюмым отцом.

«Здесь наверно?» - «Посмотрим, посмотрим».
«Вот, тут дырочка». - «Наш мальчуган».
И глазами в слезах нежно смотрят,
Тяжелей с каждым взглядом глазам.

Они видят кроватку, ребёнка;
Он не спит, он почувствовал, ждёт.
На стекле тёмно-белая плёнка,
Всё равно он к окошку идёт.

Он узнал маму, папу по звуку
Их шагов, и по стрелке часов.
Он кладёт на окон свою руку,
И связались концы поясов.

Поясов, называемых души…
Мать в слезах, сжал ладони отец,
А ребёнок, любви их послушный,
Улыбается. Стуки сердец

Об окно, об больницу, об Бога
(Мотыльки так же бьются в стекло),
Но стекло – это много, так много,
Что лишь видишь родное тепло.


2. Купание.

«Ну что, внучёк, тепло тебе?
Тепло, как летом в речке.
А раньше мыли нас в избе,
В огромной русской печке.

Теперь живут не так, как мы –
У всех квартиры, ванны.
Боится лодочка волны,
Ах, ручки-хулиганы.

А брызг-то, брызг-то – буря, шторм,
И бабушке досталось.
Наверно будешь моряком,
Как подрастёшь хоть малость.

Давай-ка глазки закрывай,
Чтоб мыло не попало.
Водичкой чистой промывай,
Опять оно щипало?

Не страшно, вытру глазки я,
И спинку, и животик.
Ах ты, роднулечка моя!
Да: с лёгким паром, котик.

Давай тебя я причешу,
Вот так. Румяный, жаркий.
Конечно, чаю малышу.
Мой лучик самый яркий».


3. Утро

Открываю глаза, открываю окно.
Нет, уже кем-то окна открыты.
На стекле, на полу световое пятно,
Даже тени все солнцем залиты.

Выхожу на тропинку. Нагрелся песок,
Но пока он чуть тёплый, приятный.
Много птиц, но особо звенит голосок
В небе, там, где простор необъятный.

В птичий шум добавляется плотников стук;
Пахнет деревом старого дома.
Умываться не скучно: воды мягкий звук
Повторяет, что очень знакомо.


На столе дачный завтрак. Не хочется есть,
Много дел: как с утра разбежишься,
Так и кружишься бабочкой день, чтоб присесть
На секунду и снова кружиться.


4. Дед.

«Взрослый ты совсем, дружок,
Вот и скучно с дедом.
За год вырос на прыжок,
За тобой я следом

Уменьшаюсь. Каждый день.
По чуть-чуть старею.
Как в лесу трухлявый пень,
Да ещё болею.

А ведь я тебя учил
Есть обычной ложкой.
И мечи твои точил,
И ругал немножко.

В бочке вечером купал,
Ты воды боялся –
Я по пояс окунал
Ты кричал, смеялся.

Вместе жгли с тобой костёр
И пекли картошку.
Много лет прошло с тех пор…
Сядем на дорожку.

Для тебя все сто дорог,
Для меня – тропинка.
И она для старых ног
Тяжела. Пластинку,

Скажешь, нудную завёл –
Как тут веселиться,
Если ты пришёл, ушёл,
Часу не сидится.

Но потом, потом всплывёт
Детство ярко, сочно.
Как меня Бог позовёт,
Вспомнишь деда, точно.

Мол-де был таким-то он,
Делал то-то, то-то,
Умер дряхлым стариком
Быстро, от чего-то.

А покамесь приезжай,
Очень рады будем.
С бабкой нас не обижай,
Мы ж родные люди».


5. Бабушка.

«Мне холодно. Нет, стало жарко
Зачем эти сто одеял?
И люстра горит очень ярко,
От света я даже устал.
Таблетку не буду, ведь горько.
И горло она обдерёт.
А долго лежать мне? За сколько
Такая ангина пройдёт?»

«Пройдёт. Все болезни проходят.
Зажмурься и смело глотай.
В лекарстве здоровье находят.
Вот так. Сам себе помогай.

Теперь выпей морса из клюквы».
«Я, бабушка, спать захотел».
«И правильно, спи, завтра утром
Проснёшься, и как не болел».

«А сказку?» - «Забыла все сказки».
«Тогда про войну». - «Про войну?
В те годы работали адски
И жили… тебе ни к чему

Про голод истории слушать.
Эх, если б не голод, война,
Кто мог бы мой голос разрушить?
Так пела я только одна.

К нам как-то с концертом приехал
Известный в те годы певец,
Послушал меня и без смеха
Сказал: «Клава, ты молодец.

Вот школу закончишь и сразу
В училище к нам поступай,
А я помогу…» С этой фразы
Как будто открыли мне рай.

С утра и до вечера пела,
За ноты серьёзно бралась,
Учиться так сильно хотела…
Некстати война началась.


Станок вместо песен, да арий,
И вместо театра завод.
А разве поют на пожаре?
Молчат или плачут. Ну вот,

На холоде всё простудила:
И горло, и лёгкие, всё.
Потом по врачам не ходила –
Хоть слабо, но пела ещё.

А после Победы учиться
Направили в техникум нас.
Кому может, как пригодиться
Мой голос, где нефти и газ?

Потом вышла замуж, а деду
Хоть пой, хоть молчи целый год.
Я завтра на дачу поеду,
Ты с ним будешь… Спи без забот.

Про всё я тебе рассказала,
Теперь надо гладить бельё.
Поспать бы и мне не мешало,
Но время ещё не моё».


6. Прогулка на велосипеде.

Сплошной полусгнивший забор,
За ним лесопилка и доски,
Сторожка и солнечный двор,
Кусты, лопухи-переростки.

Сухая древесная пыль,
Под ней прелых листьев ошмётки.
Бегут облака, как ковыль,
Их бег иллюзорно – нечёткий.

Я еду, педали кручу,
Мне весело, скорость большая.
Мы с ветром плечами к плечу
Движенье своё ощущаем.

Потише, хочу повернуть,
Визжат тормоза понарошку.
Короткий и лёгкий мой путь –
Я вижу и знаю дорожку.

В конце её «STOP» меня ждёт,
В начале… А есть ли начало?
Так кажется: время идёт,
А время всегда лишь стояло.


7. Дядя Федя.

«Пойдём, покурим на крыльцо,
Хоть соловьёв услышим». -
«Ага! И Федино лицо
Увидим и подышим.

Его вонючим табаком,
И едким перегаром». -
Так говорил с моим отцом
Мой дядя. И недаром…

Есть много разных стариков:
Болтливых и капризных,
Весёлых, крепких мужиков,
Болезненно-ослизлых.

Задорных, праздничных, тихонь
И мудрых, и наивных.
Не видных, ярких, как огонь,
Придирчивых, противных,

И нудных. Дядя Федя ныл:
Забор ему сломали,
По грядкам ночью чёрт ходил,
И мальчики кричали.

В футбол играли допоздна,
Стекло мячом разбили.
Всё плохо: пенсия одна,
И ту отдать забыли.

Жена болеет, сын пропал
(А сын лежит в психушке),
Ну, в общем, полный крах, обвал,
И истина в «чекушке».

Напьётся Федя, посвистит
Мальчишек – футболистов,
Клубникой свежей угостит,
Конфет даст золотистых.

Потом захочет говорить,
К отцу пойдёт – соседи,
Отец не выйдет покурить…
Сто лет нет дяди Феди.

Он умер рано, домик сгнил,
Забор весь развалился.
Он плохо строил, плохо жил,
И к смерти просто спился.


8. Эссе.

Весь мир когда-то новым был.
И в этом гений Бога,
Что новизну он сохранил
Для каждого пролога.

Любой родившийся опять
Всё то же изучает,
Всё то же хочет он понять,
И что-то понимает.

Для детства нету пустяков,
А есть всегда вопросы,
Ведь детство – время лепестков.
Когда сверкают росы.

Когда игрушка говорит,
Другая отвечает.
Когда без творчества творит
Любой, кто в них играет.

Святые годы простоты
И жизненных открытий.
Потом пласты, пласты, пласты
Из будничных событий.

И только может быть во сне
К прекрасному вернёшься
И улыбнёшься новизне.
И радостным проснёшься.


9. Dolor (*)

Я в детстве и злился, и плакал от боли,
Тогда я её не хотел понимать,
Тогда я не знал её жизненной роли,
Не знал, что она будет всё означать.
 …

Коленку разбил, её смазали йодом,
Он жжёт, но подули и жжения нет.
Как страшно я ранюсь исчезнувшим годом,
И память карябает рану из лет.


Ударился лбом о железку кроватки.
Больница. Врачи говорят: «Зашивать!»
Я шит, перешит, всё случайно, некстати,
Как будто везде та стальная кровать.


Гуляли однажды с отцом в зоопарке,
Там ворон меня клюнул в лоб, целя в глаз.
Хороший был день, впечатлительный, яркий,
Горячий, сухой, но закончился враз.

Удар чёрной птицы – и слёзы обиды,
Ведь я любовался, но целью вдруг стал.
Вот так же и люди: души им не видно,
Люблю, а в ответ только тысячи жал.
 …

Привык я к своей человеческой боли,
Не злюсь – научился её понимать.
И мне даже лучше, спокойней с ней что ли,
Как будто она - настоящая мать.

* Dolor – боль (лат.)


10. Искусство.

Тайны, интриги и прелести сказки,
Блеск волшебства.. но зовут рисовать,
Сразу дают акварельные краски,
Воду, куда надо кисть окунать.

Я понимаю цвета, их оттенки
Но получается в контурах мир.
Солнце – лучи его, домик – лишь стенки,
Дым – закорючки, а дождик – пунктир.

Трудно входить в бесконечность искусства,
Хватит пока этих первых минут:
Новые мысли и новые чувства
Душу ещё как тростиночку гнут.


11. Первая любовь.

Я просто смотрю. Она нравится мне,
Но, что это значит не знаю.
Глубокая тайна любовь, и вдвойне
Прекрасней, что не понимаю.

Хочу быть поближе, но только смотрю –
Играет сегодня с другими.
Кто мог бы подумать: в шесть лет я люблю!
Тогда были чувства немыми.


12. Кошмар.

Прокурено всё. Только дым, только дым
Три дня. А живот как болит!
С утра мой отец с человеком седым
Пьёт водку. От тяжести плит

Их слов я сгибаюсь на грязном ковре.
Грязь в доме, грязь в воздухе – мат.
Бессонная ночь в темноте, в ноябре,
И дождь, как тоски автомат,

Стучит и стучит – бесконечный расстрел
Всех тех, кто остался в живых.
Чужой в нашем доме противно запел
И стих, словно дали под дых.

Лежу – червячок, но уже одинок.
Я мог бы тогда закричать.
Но понял, что мир этот пьяно-жесток,
Тогда научился молчать.


13. Разговор в поезде.

«А кто твой отец?» - «Космонавт». - «Даже так?!» -
«У нас две машины, шесть дач.
На каждой есть пруд и огромный гараж,
И - вот». (Достаю свой пугач).

«Я в школу хожу». – «Неужели?» - «Да, да.
Закончил два класса на пять».
«А лет тебе сколько?» - «А лет – ерунда,
Не надо вам этого знать.

Я в меру упитан, как Карлсон – шалун,
И в самом расцвете я сил».
« А может ты маленький, маленький врун?»
«Нет, я – фантазёр. Попросил

У деда Мороза меня научить
Историям всяким, стихам.
Могу за секунду сто книг сочинить,
И всё рассказать сразу вам».

«Ты, может, писателем будешь, потом?» -
«Конечно, я буду писать»...
Рассказы и повести, лист за листом:
Как мог я судьбу угадать?


14. Первая смерть.

«Умерла?» - «Да. Умерла
Врач наш участковый».
«Смерть» похожа на «стрела»,
Звук опасно новый.

«Ты поедешь хоронить?» -
«Да, сынок, поеду
(…нить – какая это «нить»?)
Похороны в среду».

«А меня возьмёшь с собой?» -
«Только взрослым можно».
«Взрослым»… скажет так любой.
Слёзы!? – Осторожно.

«Плачешь? Нет, нет плачь, не плачь». –
«Хорошо, нет буду».
Первоцвет и первый врач –
День тот не забуду.

15. Бог.

«Анна, спаси нас грешных.
Льём много слёз безутешных,
Гибнем в делах поспешных,
Глупых и даже потешных.
Много сердец наболевших,
Много слепцов кромешных
Ждут света глаз твоих вешних.
Анна, спаси нас грешных».
***
Я слушал молитву, просил повторить,
Мне нравились грусть, мелодичность.
Так с Богом учили меня говорить,
И понял я: Бог – поэтичность.

16. В кругу семьи.

Я скоро буду не один,
А с братом. Не понятно.
Уже поехали за ним,
«Ты жди, - сказали внятно. –
Ему подарки приготовь,
Ему придумай имя».
И фраза «братская любовь»
Звучала между ними.


Ушли. Я начал рисовать:
Отец везёт коляску,
Большое солнце, небо, мать,
И я скачу в припляску.
Готов семейный наш портрет,
Уже звенят ключами.
Картинке той под тридцать лет,
Горб жизни за плечами.

Пока всё так: и солнце есть,
И небо не пропало.
От пляски хочется присесть,
Как время поплясало:
Давно родители больны,
И мы, родные братья,
Не так здоровы и сильны,
И знаем горя платья.


17. Фантазия на тему стихов М. Ю. Лермонтова.

Экзамен. На нём меня спросят:
«Какие ты знаешь стихи?»
Потом прочитать их попросят…
Сначала я вспомню духи.

Ведь ими станицы те пахли,
Их кто-то на книгу пролил,
Где пальмы несчастные чахли,
Где нож свой чеченец точил.

Где тихо, пустая дорога,
Где плачет холодный утёс.
Как света и запаха много
В стихах, что я в памяти нёс.

Встаю – и мой голос высокий
Слова красоты говорит,
И парус – всегда одинокий,
Мой парус! – на солнце горит.

Я знаю: убит на дуэли
Великий и грустный поэт;
От жалости в голосе трели,
Покоя душе его нет.

Она в этих волнах, в лазури,
Она в этом солнечном дне.
Тоскливо и хочется бури,
Но рано пока ещё мне.


18. Клетка.

Я не думал, не знал о свободе,
А она собралась уходить.
Даже в летней весёлой погоде
Я заметил осеннюю нить:

По росе, окаймляющей зори,
По особенно ярким цветам.
И в словах моих – в общем-то вздоре –
Школа-тень появилась. А там…

Расписание, форма, уроки,
И оценки, и даже дневник.
Если б счастье закончилось в сроки,
Я отличный бы был ученик.


19. Первое сентября.

Ночь не спал. Волнуюсь сильно.
Утром слов каскад.
Двор. Свежо. Совсем не пыльно,
Цвета маскарад:

Астры, флоксы, георгины –
Летняя кайма,
Солнце, небо и рябины,
И земли сурьма.

Дети, взрослые – все в сборе,
Колокольчик, бант.
Море, вижу жизни море –
Трудным будет фант.

20. Времена года.

Я жил в мире сказок прекрасных,
В них осени нету и нету зимы,
Из дней и ночей они ясных,
И чувство людей в них и мысли ясны.
 ….
Дожди повторялись дождями,
Гуляла промозглая хлябь в облаках,
Бросалась и снега горстями,
И путала серость, свинцовость в лучах.

Метели сбивались и снова
Плясали, вертелись, кружились до звёзд,
И ночь расправлялась сурово
Со всеми, кто вышел из нор или гнёзд.


Капель прекратила молчанье,
Ручьями и реками всё залила.
Везде голоса, верещанье,
И волны звучащего жизнью тепла.
 ….
Картины ушедшего года
Остались цветным, но не ярким пятном.
Я много читал, и погода
Прошла в стороне, ведь я жил волшебством.


21. Детский сплин.

Скучное лето. Три месяца скуки.
Грустные листья, цветы и трава.
Слышат они только капелек звуки.
Тянутся к ним только луж рукава.

Птицы поют про намокшие перья.
Вечером в хоре сверчков и цикад.
Главная tema – ночные поверья
Свет от луны ищет путь наугад.

Слой облаков он бесшумно обходит
Или белеет или белеет из редких щелей,
Или лазейку побольше находит
В тёмном тумане нависших полей.

Чем бы заняться? Читать надоело,
Книга похожа на утренний сон:
Ум не проснулся, проснулось лишь тело,
Мысль не видишь, следишь за листом.

Выйдешь на улицу – сыро и грязно,
Дома сидят, не гуляют друзья.
Крикну: «Серёга!». Ответит бессвязно
Через стекло. Ну, закроюсь и я.

Вспомню весёлое время урока,
Вспомню ребят и, конечно, её.
Стук… пробежала по крыше сорока.
Что же теперь на хвосте у неё?


22. О Робин Гуде.

Упругий лук, колчан для стрел,
Тяжёлый грозный мечь.
Враги! Дозорный засвистел!
Я должен честь беречь.
Я нашей улицы герой,
И мой отряд готов
Принять любой с любыми бой,
От змей до лопухов.

«Мне скучно без леса», - сказал Робин Гуд. –
Построены замки для крыс.
Крысиная вонь там, крысиный там суд,
Там кто-то кого-то загрыз.
Там люди – не камни, а плесень на них,
Друг друга легко предают.
Красивых легенд не расскажут про них,
В балладах про них не споют».

Стрела, как ястреб. И летит
В такого ж сорванца.
В бою – бойцовский аппетит,
Не жалко мне лица.
Синяк, и ссадина, и кровь,
Война детей – война.
Приказ: «Мечи, щиты готовь,
Победа цель одна!»

За бедных людей он всегда был горой,
И люди любили его.
Шерифы, аббаты – осиный их рой
Готовили яд для него.
«Свобода - для нас самый важный закон,
Поможем мы тем, кто в тюрьме!» -
Так с каждым зелёным своим молодцом
Готовился Робин к войне.

Победа! Армия цела,
Обед хороший ждёт.
Сирень в июне отцвела,
Но роза зацветёт.
Устали. Сядем в тишине,
О лете помолчим.
Над нами песня в вышине
И ветер-пилигрим.

Однажды, когда пировал Ноттенгем,
Предатель сгибаясь пришёл:
«Я знаю, где Робин. Возьмёте всех в плен…»
И звук арбалетов-злых пчёл –
Пробил тишину, и кольчугу и грудь,
Но выиграл Робин тот бой:
Как ветер взлетел его подвиг и путь,
И стал он легендой земной.


23. Люба.

Мы идём на качели. Она босиком,
Я в сандалях. Дорога пустая.
Забивается обувь колючим песком.
Вдоль обочины зелень густая.

Доцветает сирень. Расцветает жасмин.
Яркий свет веселит, окрыляет.
Мы идём и нарочно ногами пылим.
Наши плечики жар накаляет.

Вот качели и берег большого пруда,
Все «пожарным» его называют.
Он глубокий, холодный и чёрный всегда.
Лишь кувшинки его оживляют.

Я подружку до неба почти раскачал,
Заскрипели столбы, закряхтели.
Но сказала она: «Ты меня укачал»,
И тогда на траву вместе сели.

Я погладил пушистое солнце волос,
А она ко мне крепко прижалась.
Мы молчали и слушали запахи роз,
И нам лето любовью казалось.


24. Предсмертная болезнь.

Злой ноябрь, очень злой,
Враг всему живому.
Снег – не снег, а дождь с золой,
Рад кто дню такому?
Да и день – слепая мышь:
Тёмно-серой шкуркой
Пробежит – не углядишь -
Ночь с луной – кауркой.

Вот сестра зовёт: «смотри…»
Вижу зуб - весь жёлтый,
С чёрной гадостью внутри.
«Вниз тогда ушёл ты,
Я же маму дождалась».
«Тётю Галю?» - «Маму.
Кровь опять не прижилась».
«Жалко». – «Плакать стану.
Мама жёлтая, как зуб,
Тонкая, как локти.
У неё не видно губ,
Посинели ногти.
Колят каждый день и ночь
Её по семь уколов.
Мог волшебник бы помочь
Из волшебной школы.
Где бы нам его найти,
Знаешь?» - «Нет, не знаю».

С ветра хочется уйти.
Луч прошёл по краю
Тёмной тучи снеговой.
Дождь, потом позёмка,
Снег летит сухой крупой.
Мёрзнем мы с сестрёнкой,
Но стоим и ждём родных –
Надо быть в больнице,
Где уже в цветах льняных
Тень на плащанице.


25. Похороны.
(Фотография, сделанная 13 ноября 1986 года.)

Чёрно-белый фотоснимок:
Жизнь - цветная, смерть – слепая.
Из сухих морозных дымок
Лица. Осень. Скорбь глухая.

Двор, стена родного дома.
Куст, застывшее качанье.
Лёд, ноябрьская кома.
Шапок зимних шерсть, вязанье.

А без шапки, сжавшись, плачет
Молодой жених. Невеста
Ждёт кольца. В гробу – не значит,
Что любви уже нет места.

Белых роз последний запах.
Дрожь фаты и жесть костюма.
Ель. Слова в венечных лапах
От родных звучат угрюмо.

«Милой дочери от мамы».
«От сестёр сестре любимой».
«От сотрудников». «От Анны».
И «Невесте. Спи, Галина».

Крышка светлая с узором.
Уголок пустого неба.
И пятно от солнца. Скоро
День и смерть закроют пледом.

Время быстро в человеке;
И стареет фотоснимок.
Вскользь посмотрят мои дети –
Нет им дела до картинок.


26. Предновогоднее настроение.

В комнате ёлка, на ней огоньки,
Включишь: бегут и мигают.
Зайцы, снежинки, морские коньки
В блеске цветном оживают.

В шторах запутался уличный свет
Мутного рыжего тона,
Падает он на блестящий паркет.
Сказочно. Весело. Сонно.

Надо готовить подарки родным.
Кисточки, краски, бумага –
Много свободы задумкам простым.
Тянется, тянется сага.

Всё переделано. Время шагнёт,
Долго потом отдыхает.
И до полуночи радость уснёт,
Тайну опять не узнает.

Тайна появится в праздничном сне
Облаком, куклой, напевом.
Странным рисунком замрёт на окне,
И… просыпаешься первым.


27. Стены жизни.

Одно и тоже целый год:
Звонки, уроки, перемены.
Все дни из цепких несвобод,
Вокруг лишь стены, стены, стены.
 …
Светлеет в комнате стена,
Светлеет тускло или ярко.
Не ясно: осень ли, весна,
Мороз, капель, а может жарко.

До школы едешь на метро,
Бетон тоннелей, переходов.
Вагон, похожий на ведро,
Летит в колодец чёрных сводов.

Потом автобус, тесно в нём,
И душно, окна запотели.
Везде сжимается объём,
Куда б не шли и где б не сели…
 
 …
В учебных классах тишина,
Тяжёлый свет – он тянет, давит.
Коробка, клетка и тюрьма –
Всё это жизнь лишь предоставит.

Утроба матери, роддом,
Пелёнки, прутики кроватки,
Коляска, садик, школа, дом,
Кругом законы и порядки.

Как будто зонт над головой,
Такой же зонт перед глазами;
Огромный мир закрыт стеной,
И замкнут крепко пустяками.


28. Возвышенное и земное.

Большой непонятный сарай,
Дырявые стены из досок,
У крыши подгнил один край,
И вся она сплошь из полосок.

То лист, то кусок жестяной,
То ленты, как будто резины.
Трава прорастает весной
На крыше, но цвета патины.

Корявая дверь на замке,
Повылезли ржавые петли.
Мы смотрим, тут фраза в смешке:
«А клада случайно там нет ли?»

«Ломать надо старую дверь». –
«Да проще залезть через крышу». –
«А может мы зря что-то ищем?» -
«Как старшему ты мне поверь.

Здесь раньше стояли дома,
Была небольшая деревня.
Потом, вдруг сгорела она,
Сожгли её немцы наверно.

Остался сарай от всего,
Под ним в стометровом подвале
Стоят сундуки. Ну, чего
Как мамкины дети вы встали?

Давай налетай, мелюзга,
Смелее, смелее, всем скопом.
Сломаете дверь и айда,
За мной прибегайте галопом.

Я буду у школы вас ждать.
Понятно?» - «Понятно, понятно».
Недолго пришлось открывать;
Открыли… Там плесени пятна.

В углу черенки от лопат,
В другом инвалидное кресло,
И солнечный свет из заплат,
И пыль, и земля… Интересно,

Зачем было врать про подвал,
Ведь Он из Девятого класса?
А может быть сам Он не знал?
Расплакалась девочка-плакса.

Обидно: из тайн и чудес
Он сделал жестокую шутку,
В наивную душу залез,
И смял там мечты незабудку.
 
 
29. Музыка Бетховена.

Я не понял, ни звука не понял:
То чуть слышно оркестр играл,
То в его мощном басе и звоне
Я огонь и рояль различал.

Поднимаясь всё выше и выше,
Вдруг срывался огонь с высоты,
Рассыпаясь на искры. Затишье,
Только скрипок улыбки-цветы.

Распускались под солнцем и небом
Каждой тонкой струной – лепестком,
И в цветенье сплетались с соседом –
Пожилым человечным альтом.

И прекрасное нежное чувство
Добавлял голос–бархат валторн.
Я не понял, но мне было грустно;
Я б заплакал, но начался шторм.

Очень быстро гроза приближалась;
Вот рояль не огонь уже – вал,
Поднял море оркестра. Смешалось
Всё в одно. Напряженье! Накал!

Альбатросами лёгкие флейты
То взлетали, то падали вниз,
И как будто кричали: «Бей! Бей ты!
Это наш и приказ и каприз».

И литавры ударили громом,
Стали вспыхивать молнии труб,
Но светлел горизонт… Как знакомо:
Ливень, ветер и радуга вдруг.

Так закончилось кодой хрустальной
Столкновенье. Оркестр поёт…
Я не понял борьбы колоссальной.
Я почувствовал только её.


30. Final.

Душа у человека,
Как крылья у орла:
Когда он умирает,
Она летит туда.

Туда, откуда нет возврата,
Туда где нет конца,
Туда, где Суд Господний
Решает мирские дела.
 Моё первое стихотворение.


Весна начинается плавно,
Какой – то невидимый штрих:
Вороны кричат, может, странно,
А может быть дело не в них.

Сам воздух густой и тяжёлый,
Как только подтаявший снег.
И ветер холодный, но квёлый.
И свет – распушившийся мех.

Природа как будто набухла,
Пока в глубине, изнутри,
Как будто Луна не пожухла,
А краешек неба горит.

Полоской, заметной лишь в поле,
С которой начнётся рассвет
И дня, и весны своеволья…
Мне было одиннадцать лет.

Всё прошлое в прошлом осталось,
Уже не хотелось играть,
Пружина свободы разжалась,
Я начал серьёзно мечтать.

И образы смерти и Бога
Вдруг стали тем первым стихом,
Тем первым житейским итогом,
Тем первым большим пустяком.

С которого я появился,
С которого «я» - это «я»,
С которого я отделился,
От всех, кто поток бытия.

И мне до сих пор не понятно,
Как в рифмы, в ритмичность в размер
Легло, что не очень-то ясно,
Что смутно, что в области сфер.

Загадка – случайность вот эта;
Где тень, где действительно свет?
Что я - отраженье поэта?
А может и, правда, поэт?

Случайного мало в природе,
И нет его в людях совсем.
Я вдруг написал о свободе,
О вечной свободе! Зачем?

Вокруг было всё в настоящем,
И как-то касалось меня,
А я занялся предстоящим,
Добравшись до судного дня.

Нет, нет меня кто-то направил,
И кто-то слова подсказал.
Я вышел из принятых правил,
Я сразу о смерти сказал.

Эссе показалось всем странным,
Но я своих слов не вернул.
Я начал с конца – и тем самым,
По новому путь развернул.


Август – Декабрь 2005 года.