Шахиниада. часть вторая. о шахе-хулигане

(из хроники шестидесятых)
Сентябрь 1966, Евпатория

Мы были молоды, немного хулиганисты,
работали на «оборонку» в разных концах страны,
работали много, нередко в очень сложных условиях,
но иногда себе и «позволяли»…

 ***

В субботу, на прошлой неделе
Евпатория рыдала с горя:
Шах и Граф – сели,
И плакало пеною море.

 
Однажды издан был указ
По мысли чей-то светлой
Пересажать шпану всю враз
И пьяниц всех отпетых.

Ведь оскверняют, суки, вид
На зданье коммунизма
Идёшь вперед, а тут лежит
Дитя алкоголизма.

Оно, конечно, есть доход
От пива и от водки,
Но вот беда, что наш народ
Рожден с луженой глоткой.

Ему, что хочешь подавай
(мы без претензий русские)
Ему хошь водку наливай,
А хошь – духи французские.

«Позвольте, пьют совсем не все» -
Ханжи, наверно, возразят:
«Но есть же трезвость на земле!»
Конечно есть, когда все спят.

Но мы же не родня ханжам,
И с Змием мы схватились
Под славный тост: «За милых дам»
Бутылки и открылись.

И тут сраженье началось,
Звенели стопки, как клинки
И в консервированный лосось
Вонзались вилки, как клинки.

Ну, а потом:

Прилип к нам Хам, возможно два,
Все с грубыми словами
И мы послали их туда,
Куда ходили сами.

Они пошли и мы пошли,
Но разными путями,
А тут какие-то хмыри:
«Пройдём, граждане, с нами»

За смуглы руки нас берут
И тащат без почтенья,
И что-то радостно орут
Про жертвоприношенье.

Но мы в баранах не ходили,
Своё имели мненье.
За сопротивление угодили
В подвалы отделения.

И вот на суд нас привели,
Внимание к нам полное.
В сопровождении в зал ввели –
Статья-то уголовная.

Ну, мы, конечно, сели в ряд
На стулья подсудимых,
А со стены на нас глядят
Глаза вождей любимых.

Мол, как же, граждане, вы так
(Заметьте, не товарищи),
А шах в ответ: «Попутал враг»
Мигнул глазам икаючи.

Тут я портрету: «Подожди,
Одно ведь к нам доверие.
Сегодня я, а завтра ты,
Зависит от везения».

А он совсем не будь дурак,
Без всякой там амбиции:
«Ну кто же ходит так в кабак,
Что б ночевать в милиции».

А Шах в ответ: «Послушай, друг,
Ведь мы не хулиганы,
Ты тоже любишь в свой досуг
Взглянуть на дно стакана».



Но тут судья спросил у нас
Фамилию, имя, отчество,
Когда судились первый раз,
Но не спросил про творчество.

Ведь он не знал, кого судил.
Что Шах кумир русалок.
На десять суток засадил,
Лишив русалок палок.

И вот теперь подвал сырой,
Решетка без эстетики,
Клочок от неба голубой
По милицейской этике.

Права большие нам даны:
Оправиться – раз в сутки.
А не успеешь, так – в штаны,
Что б пахло незабудкой.

На нары по двое кладут
Меня и Шаха – рядом.
А Шаху нужен ведь уют
И просит: «Повернись-ка задом».

Но я нашел ему подругу.
Красу той жизни нашей.
Хотел я сам, но отдал другу,
В тюрьме звалась Парашей.

Сидит на нарах бритый Шах,
Не голова – сияние,
Святой такой, тоска в глазах,
Мудовое рыдание.

Наверно, думы о семье,
О жизни о вчерашней…
Великий Шах сидит в тюрьме,
Сидит перед парашей.

Ну, я ему и говорю:
(Утешить захотел)
«Ты, брат, того мол, не горюй
Таков уж наш удел».

А он в ответ тоскливо так,
Аж сердце в спазме сжалось:
«Попали мы с тобой впросак,
Опохмелиться б малость».

Вот так и жили десять дней.
Но десять дней – не десять лет.
Жалели: рядом нет друзей,
А есть сержантский интеллект.
Друзья, конечно, были б кстати,
Поговорили о мирах,
О разных шалостях в кровати,
О женах и мужьях-ослах.

По мату консультанта нет,
Где ты сейчас, наш друг Кулибин?
Тюремный шлём тебе привет,
А ты за нас стопарик выпей.

Но в жизни есть свои концы,
Пришел конец отсидки,
Благословили нас менты,
Обчистив нас до нитки.

Мы на свободе налегке,
В карманах полный кукишь,
Забыта мысль о кабаке –
На кукишь хрен что купишь.

В морской воде омыв тела,
На солнышке обсохнув,
Решили мы, что нам пора
Не дать душе засохнуть.

И Шах извлек из кулака
Потертый мятый рубль:
«Пойдем сейчас попьем пивка»
А я сказал: «Есть дубль».

Мы тут же третьего нашли
И там вопрос решили,
Тропой знакомою пошли
И жажду утолили.

Евпаторийский дивный пляж,
Пора прощания пришла
Прощай русалки и кураж…
Москва суровая звала.

Мы прибыли домой в ЦНИИ,
Здесь всё готово к встрече –
Парторг родной (родней семьи)
Козлам готовит речи.

Ручонки радостно он трёт,
Он весь замшел от скуки,
И с важностью себя несёт,
Хотя и пень в науке.

И вот собранье началось
Учёных в зал загнали,
Я думал: «На хрен всё сдалось,
Ведь нас уже сажали».
Сводились речи к одному,
Что пьющих нет в ЦНИИ,
«Ну что же пойте, вас пойму –
Не пьющих на свои».

Но тут один сотрудник вспомнил,
Что есть объект – Камчатка,
Что Магадан недозаполнен –
«Туда послать их для порядка,

А то привыкли на югах
В командировках пить…»
Оратор лыс и смех в глазах,
Он дар имел – людей любить.

И разом в зале загалдели,
Идею дружно подхватили
И будто Швондеры запели:
«Сослать, сослать!» … и нас забыли.

И был совет спецов седых:
(Бывает же такое?!)
«Не надо пить вам на двоих
Нормально, когда трое».

На этом можно кончить сказ,
Но на душе смущенье:
Неужто коммунизм без нас,
Без пьяного крещенья,

Без пива с воблой, без шинков,
Без мест для отрезвленья,
Моя страна без м…..в,
Без пьяного «везения»?

Брехнявых много, всех не счесть,
Морочат людям яйца,
Что равенство на свете есть…
А вождь с портретов пялится.

Вожди всегда ведут вперед,
Вот-вот и рай покажется,
Им верит пьяненький народ –
От «рая» кто откажется?!

Пожалуй я поставлю точку,
Возможно встретимся ещё.
Другие напишу я строчки
Друзьям в беде – моё плечо!

Евпатория – Москва
Декабрь 1966 г.
Валерий Пусенков.